“Во время одного из путешествий, — пишет Монро, — я оказался в каком-то месте с ухоженными цветами, деревьями и газонами; оно напоминало большой парк с многочисленными пересекающимися аллеями. Вдоль тропинок были расставлены скамейки; вокруг прогуливались и сидели сот ни мужчин и женщин. Одни выглядели совершенно умиротворенными, другие встревоженными, третьи казались рас терянными, потрясенными. У меня возникло впечатление, что они чувствуют себя неуверенно, не знают, что им делать и что произойдет в следующий миг.
По какой-то причине я понял, что это место встречи, где новоприбывшие дожидаются друзей или родных. Близкие находили новичков в этом Месте Встреч и провожали туда, где им предстоит жить дальше”.
Весь Парк был чистой и устойчивой мыслеформой, созданной миллионами умерших, принесших в астральный мир образы своих любимых ландшафтов, памятных или необходимых мест. Друг Монро, инженер Чарли, мысленно создал для себя хижину на берегу океана и, разумеется, сам живой океан, деревья и живность; другой друг — Агню, изобретатель и летчик, разбившийся при попытке посадить свой самолет на малом аэродроме в штате Огайо, — создал мастерские, в которых он работал над каким-то изобретением; отец Монро создал комнату, где отдыхал после парализовавшего его тяжелейшего инсульта и т. д.
Через некоторое время Монро вновь посетил Парк:
“Я повернул налево и оказался среди высоких деревьев. Тропа уходила к видневшейся вдали поляне. Мне очень хотелось бы помчаться по ней бегом, но я решил пройтись — приятно было погулять босиком по траве и листьям. Только теперь я понял, что опять иду босиком. Голову и грудь окутал легкий порыв ветра. Я чувствую! Не только босы ми ногами, но всем телом! Я шел среди дубов, тополей, ги корн, платанов, каштанов и елей и кипарисов, заметил и неуместную здесь пальму, и совсем неизвестные мне растения. Аромат цветения смешивался с сочным запахом почвы, и это было чудесно. Я ощущаю запахи!
А птицы! Добрая половина относилась к незнакомым видам. Они пели, чирикали, щебетали, пощелкивали, порхали с ветки на ветку и носились над тропой, прямо передо мной. Сотни птиц! И я их слышу!
Я пошел медленнее, иногда замирая от удивления. Моя рука — самая обычная материальная рука! — потянулась вверх и сорвала листочек с низкой ветви клена. Лист был живым, мягким. Я сунул его в рот и пожевал: он был сочным на вкус, точно таким же, как были кленовые листья в детстве.
Внезапно я понял, что здесь произошло — и вероятно продолжается до сих пор. Все это было создано сознанием людей! Сколько их прошло этой тропой, и многие дополняли рощу своей любимой птицей или памятным деревом…”