— А я! — послушно поддакнул я и все же от души зевнул, выдавив из себя: — Виноват, исправлюсь.
Отец замолчал и уставился на меня пристально, видимо поняв, что черта с два я его слушал и проникся. Сука, надо было рожу повиноватей скорчить и глазами его поедать, кивая, что тот болванчик. А теперь есть угроза, что он на новый заход пойдет. Оно мне надо?
— Думаешь, я не знаю, что ты плевать хотел на все, что я тебе тут говорю? — спросил отец совсем другим тоном. Таким, что мне и спать расхотелось. — Считаешь, я не в курсе, что тебе глубоко плевать на интересы семьи, и я не понял уже, что толку из тебя никогда не выйдет? У тебя нет амбиций, характера, чувства ответственности. Ты мой единственный сын, Антон, и мы с матерью давали тебе все. Все, чего мог пожелать ребенок, и даже больше! И в том и была наша ошибка, очевидно. Ты так ребенком, мальчишкой, и остался. Во взрослого человека, мужчину, так и не вырос. А зачем, если и так имеешь все что нужно, делаешь что вздумается, и всегда все сходило и сходит тебе с рук. Но дальше так продолжаться не может и не будет. Не захотел учиться — значит, женись и начинай работать.
— В смысле? — у меня брови поползли вверх от изумления. — Ну работать я еще понимаю в качестве наказания, но жениться? Не крутовато? Зачем?
— Вот видишь, Антон, ты даже необходимость работать, трудиться, обеспечивая себя, естественную для нормальных людей необходимость, воспринимаешь исключительно как наказание.
— А разве это не так? Если у тебя нет недостатка в средствах, то не дураком ли быть — работать? — фыркнул я.
— Недостатка в средствах нет у меня, — припечатал отец, и я подобрался. Так, понеслась, похоже. — У меня. Не у тебя. У Антона Каверина нет ничего. Ни единой копейки. Квартира твоя, вся обстановка в ней, машина, бензин в ее баке, тряпки на тебе — все это куплено за наш с матерью счет. У тебя и на хлебушек и пару носков своих не наберется.
Херня, кое-что у меня на боях отложено, но вступать в спор я не собирался. Быстрее услышу, к чему он все ведет.
— А мне, оплачивающему абсолютно все в твоей жизни, жутко надоело содержать бесполезное, а теперь и вредоносное для моей дальнейшей карьеры существо, Антон. Поэтому я и говорю: ты женишься, что и станет твоей работой на благо семьи, или же можешь выметаться и делать все что угодно, но исключительно за свой счет.
— Погоди-и-и! — подался я вперед, охреневая. — Да ты никак меня, как прошмандовку какую, уложить на дочку нужного тебе типа намереваешься, так? Торговать моим прибором собрался, родитель?
— Да ты в своем ли уме — так со мной говорить? — грохнул он кулаком по столу, вскочил и содрал окончательно галстук, швыряя его в сторону. — Что себе позволяешь?