— Вспомнил! — засмеялся Тунгусов и, обращаясь к Лене, продолжал рассказ уже сам: — Потом этот злодей исчез. Я вздохнул: слава богу! Как вдруг он берет сзади за плечо и этаким елейным голосом спрашивает: «Лука, ты случайно не знаешь, куда девались мои ботинки?» — «Нет, говорю, не знаю, — и добавляю: — Ты же видишь, я очень занят». — «А можно тебя на минуточку... Извините, говорит, барышня».
— Послуш... ай... те... — прерывающимся от смеха голосом перебила его Лена. — Я эту историю знаю, мне ее мама рассказывала!
— Значит, ты позоришь меня не первый раз? — с шутливым возмущением спросил Тунгусов, обращаясь к Шанину. — Сейчас рассказал дочери, а раньше, значит, жене?
— Да нет же! Барышня, с которой вы сидели в сквере, — это и есть моя мама!
Тунгусов отвалился на спинку стула:
— Лева, это правда?
Шанин с силой растер лицо ладонями.
— Не было случая тебе сказать...
— Ладно! Я не в обиде, — засмеялся Тунгусов. — Черт возьми, я хочу восстановить знакомство! Ты должен свезти меня к Ане.
— Хорошо, мы это как-нибудь потом сделаем, — ответил Шанин с ударением на слове потом.
Тунгусов вспомнил предупреждение Шанина, замолчал; в лице Лены появилось напряжение. Замешательство продолжалось всего несколько секунд; Шанин, улыбнувшись, вспомнил новый эпизод из студенческих лет, Тунгусов откликнулся свежим анекдотом.
Они просидели допоздна, сыграли коротенькую партию в шахматы, пока Лена мыла посуду.
На остановке такси Лена спросила, был ли Шанин в Подольске.
— Заеду после «Золотых песков», — пообещал он. — Сейчас не удалось, был очень занят.
Ему показалось, что Лена поверила. Или, может быть, искусно сделала вид, что верит?
— Съездим вместе, хорошо? — попросила она.
— Конечно, — согласился он.
Когда Чернаков спустя несколько дней навестил Белозерова, в палате у него была Нина. Они встретились как старые друзья и полчаса предавались воспоминаниям. Белозерову оставалось лишь молча слушать. Ему Чернаков сказал всего несколько слов, но очень важных: после выздоровления его ждет командировка в Североград, приглашает Бабанов. Зачем — Чернаков не знал.
— Вызов высокого начальства таит в себе неожиданности, иногда приятные, чаще наоборот, но всегда волнительные, — сказал он, морща в улыбке желтое лицо. — Тебе, по-моему, неприятностей ждать нечего.
Он ушел.
— Никак не могу представить Илью большим начальником! — сказала Нина. — А он ведь считается большим, да?
— Немалым, — подтвердил Белозеров, усмехнувшись. — А почему не можешь?
— Никогда не считала его личностью. Сравни с Рашовым! Тот в другой школе учился, а его все ребята знали. Понимаешь, Илья был какой-то... — Нина напряженно потирала руки. — Стандартный, что ли! И комсорг, и отличник, а все не то. Чего-то не хватало. Росточка маленького, чересчур старательный, чересчур исполнительный... В общем, не котировался он у нас, а почему — не знаю. Просто или человек — личность, или нет, это нельзя объяснить. Рашов личность, ты личность, а Илья — нет.