Его взгляд остановился на телефонном аппарате, он снял трубку, набрал номер.
— Редакция? Скажите, пожалуйста, когда будет товарищ Волынкина?
— Теперь не скоро, очень не скоро, — ответил картавый голос.
Белозеров понял, что говорит с Энтиным, швырнул трубку.
Спустя некоторое время его ярость прошла. «А какое это имеет значение? — спросил он себя; но уже через минуту подумал: — Да нет же, не так все, не так... Если меня любит женщина, но я не люблю ее, то я не чувствую себя ни счастливым, ни несчастным. Если я люблю женщину, а она меня нет, то я счастлив и несчастлив одновременно. Что же лучше? Пожалуй, последнее, — лучше такое счастье, чем никакого. Значит, я не должен прятаться от своего чувства, мне надо нести мою боль, мое счастье, какое бы оно ни было, с благодарностью судьбе? И несчастье не в том, что я люблю без взаимности, несчастье — разлюбить, перестать быть счастливым? Да, это и есть истина: несчастье самому разлюбить. Любовь во мне, моя любовь — это я сам, и разлюбить — значит потерять себя. Останется пустота; так когда-то было. Я не жил, а сейчас я снова живу, я снова бываю счастлив и несчастлив, в душе страдания и радость, тоска и свет, отчаяние и надежда... Так и буду жить... Думать, ждать случайных встреч, читать ее заметки в газете, пока это не пройдет...»
Он думал о том, что Дина могла уже вернуться. Но Энтин сказал: «Теперь очень не скоро». Что это значит? Может быть, нервы у Волынкина расшатались настолько, что он продолжил отдых и лечение еще на месяц?
Ему захотелось снова позвонить в редакцию, но он подавил в себе это желание.
В тот же день, когда Белозеров, выздоровев, появился в Сухом Бору, его вызвал к себе Друкер, замещавший управляющего.
— С нетерпением ждем вас, — сказал он, по-шанински протягивая Белозерову руку через стол; рука у него была полная, мягкая, тяжелая, в манжете белой нейлоновой рубашки сияла в солнечном луче янтарная запонка в золотой оправе. — Зачем-то вызывает Бабанов, звонил дважды. — Друкер подражал Шанину, но это подражание было чисто внешним: по натуре он был прост и общителен и с инженерами держался на равных. — Так что сделайте галоп за билетом и отправляйтесь в Североград.
— Кого оставить за себя? — спросил Белозеров.
— Да кого хотите!
— Голохвастова можно?
— Если не боитесь, что он пропьет Спецстрой. — На барственном лице Друкера появилась брезгливая усмешка.
— Он не пьет. И, думаю, больше не будет.
— Я не возражаю, — по-шанински нетерпеливо сказал Друкер и снова протянул руку через стол.
Белозеров оформил командировку и уехал в город за билетом. Вечером он должен был сесть на североградский поезд.