Рашов постукивал пальцами по зеленому сукну стола, в глазах была озабоченность, его тревожило молчание Шанина.
— Может быть, посмотрите объекты строительства? Вам легче будет принимать решение и информировать Степана Петровича, — предложил Шанин, выигрывая время и как бы перекладывая ответственность за решение, независимо от того, каким оно будет, на Рашова.
— Хорошо, — испытующе взглянув на Шанина, согласился Рашов. — А потом продолжим разговор. Стоит пригласить, наверное, директора строящегося комбината?
— И секретаря парткома Чернакова с председателем постройкома Волынкиным, — добавил Шанин, снимая трубку телефонного аппарата.
Управляющего и директора комбината Рашов пригласил в свою машину; Шанин, пряча усмешку, наблюдал, как Замковой, покряхтывая, проталкивается в узкую для него заднюю дверцу «Волги», а затем сел рядом.
Комбинат открылся за поворотом бетонной дороги. На фоне ослепительно белого облака уходили ввысь трубы электростанций и кислотные башни, увенчанные желтыми клубами газа, похожего на дым. С приближением автомашин к комбинату трубы словно отходили в сторону, а башни отдалялись, на первый план выдвигались железобетонные перекрытия блока промышленных цехов, левее поднимались серые стены фильтроотстойных сооружений, справа обозначались древесные цеха.
— Внуш-шительная картина! — воскликнул Замковой, наклоняясь к Рашову. — Просится на плак-кат!
Рашов промолчал, занятый своими мыслями. Шанин усмехнулся: директор бьет на эффект, вымогает восхищение. Не вышло, осечка. Прежний первый секретарь горкома был щедр на похвалу, новое руководство не торопится.
Но смутить Замкового было нелегко. Как только вышли из машины, он пристроился к Рашову, покатился рядом, восторженно размахивая руками.
— Длина промблока около кил-лометра! Наш комбинат — крупнейший в Европе! Он будет выпускать самую дешевую целлюлозу в мир-ре!..
— Афанасия Ивановича теперь не остановишь, запел, — осуждающе сказал Волынкин. — Ходи да слушай его, будто других забот нет.
Вместе с Чернаковым они шли позади. Худощавый, похожий на подростка Чернаков насмешливо снизу вверх посмотрел на Волынкина, посоветовал:
— Не торопись, Дмитрий Фадеич, и тебя еще послушают. Отвалит тебе Рашов по старой дружбе.
Румяные овалы на скулах Волынкина потемнели.
— А я, понимаешь ли это, готов ко всему, как пионер. — Голос его был деланно бодр.
— Ну-ну, — с прежней насмешливостью сказал Чернаков.
Волынкин насупился, замолчал. Чернаков намекал на недавние события, крепко испортившие настроение председателю постройкома. Перед профсоюзной конференцией из горкома позвонил заведующий орготделом и в категоричной форме потребовал представить кандидатуру взамен Волынкина. Чернаков тогда сообщил об этом Шанину, Шанин переговорил с прежним первым секретарем, и Волынкина оставили в покое. По слухам, Рашов придерживался в то время иной точки зрения, высказывался будто бы за замену. Если сейчас Рашов захочет освободить Волынкина, отстоять его будет труднее. Дмитрий Фадеич храбрится, но на душе у него наверняка черным-черно.