Шанин болезненно пережил заявление начальника главка о том, что он, Шанин, болен неверием в людей. Это был первый случай, когда Лука Кондратьевич отчитал его столь резко и безапелляционно, хотя по форме будто бы и дружески. Шанин дорожил расположением Тунгусова, знал, что в трудную минуту тот не оставит, выручит, защитит. Они всегда понимали друг друга. Вдруг обнаружившееся противоречие испугало Шанина. Может быть, он не принял бы его упрек так близко к сердцу, если бы мнение Тунгусова не совпало с тем, что пришлось в Москве выслушать от Рудалева, а по возвращении в Сухой Бор — от Рашова.
Свой вывод о том, что успех в деятельности коллектива определяется не волевым нажимом руководителя, а его умением организовывать труд на научной основе и высокой творческой активностью каждого работника, Рашов повторил в докладе на пленуме горкома партии. Соблюдая такт, он не назвал фамилии Шанина, не сослался на Бумстрой. Но Шанин знал, что Рашов говорит о нем.
Шанин сидел в президиуме, а Белозеров — в центре зала заседаний. Зал был невелик, и Шанин хорошо видел крупное разгоряченное лицо Белозерова. Его выступление имело успех, участники пленума долго аплодировали. Когда он вернулся на место, Корчемаха, сидевший рядом, пожал ему руку. Что-то сказала Белозерову на ухо Дина Волынкина, сидевшая позади, — наверное, похвалила: он улыбнулся смущенно и довольно.
«Он может улыбаться, — подумал Шанин, — сегодня его день». Шанин подумал об этом спокойно, без досады, но и без зависти, словно был посторонним человеком, к которому успех Белозерова не имел отношения. «И завтрашний день тоже его, — мысленно рассуждал Шанин, — потому что, если я не дам ему рекомендацию на Усть-Полье, это еще ничего не значит. Тунгусов и Бабанов могут обратиться к Рашову и Чернакову, а они не задумываясь выскажутся в пользу Белозерова. Может быть, я неправ, продолжая сомневаться? — спросил себя Шанин. — Может быть, я теряю способность быть объективным? Людям свойственно к старости становиться консерваторами... Может быть, дело в моем возрасте, я уже не вижу в людях, в частности в Белозерове, какие-то качества, которые видят Тунгусов, Рашов, Бабанов?»
Ему захотелось вдруг спуститься в зал, сесть с Белозеровым рядом, послушать, о чем он перешептывается с Корчемахой и Волынкиной, окунуться в мир его забот, радостей, волнений, понять, что он за человек в мельчайших желаниях, в самых сокровенных мыслях. Это желание было так сильно, что, когда Рашов объявил перерыв, Шанин спустился в зал, спросил Белозерова: