— Но не из-за этого ты не мог оторвать от меня глаз. Я знаю, какое у тебя было выражение лица. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но держу пари, что ты фантазировал обо мне после той ночи.
Я хотел, чтобы она ошибалась. Но девушка оказалась права. Она была настолько великолепна, что даже после ночи в конуре без доступа в ванную, по сравнению с ней разодетые девушки в клубе выглядели, как крысы из сточной канавы.
— Твоя красота не вытащит тебя отсюда, и не спасет.
Ее улыбка стала шире, будто она знала лучше, будто она была абсолютно уверена, что ее спасут.
— Даже твой отец не найдет это место, если ты на это надеешься. Он не сможет тебя спасти, — продолжил я.
— Мой отец собирается спасти меня. Он собирается убить всех, кто встанет у него на пути. Каждого мужчину, каждую девушку из клуба, даже твоего младшего брата. Он убьет их так жестоко, как только сможет, а мой отец самый умелый человек, когда дело доходит до жестокости, Мэддокс. Ты будешь смотреть, как они все истекают кровью у твоих ног, а их внутренности разбросаны по полу, как конфетти. Грей умрет, и в последние мгновения своей жизни ты будешь слушать его крики и чувствовать себя виноватым за то, что навлек это на него и на себя.
Ее слова застали меня врасплох, особенно горячность и ярость в них. Эта девушка не выглядела так, словно уклонялась от грязной стороны жизни, но я сомневался, что она когда-либо видела кровь и смерть, конечно, не так, как я.
Ее слова также показали, насколько внимательной она была на самом деле. Увидев, как мы общаемся всего мгновение, Марселла уже поняла, что я очень защищаю Грея, и пыталась сыграть на моем беспокойстве за него. Она была хороша и более опасна, чем я думал. Я должен быть осторожным с ней по нескольким причинам.
— Думаешь, что знаешь все, не так ли? Но ты не знаешь, Белоснежка, — прорычал я. Брови Марселлы поползли вверх. — Я знаю, насколько умелый твой отец. Ты только слышала истории, но я видел его в действии. Я видел, как он расчленил и содрал кожу с моего отца и его людей, когда я был маленьким мальчиком. Я стоял на коленях в их крови, пока твой отец продолжал кромсать их трупы, как чертов маньяк. Я обмочился в штаны, испугавшись, что он найдет меня и тоже прикончит. Я все еще слышу эти крики в своих кошмарах. И ты хочешь сказать мне, что я не знаю, на что способен твой отец?
Впервые мои слова пробились сквозь ее холодную красивую маску. Ее лицо смягчилось от осознания, затем понимания и, что еще хуже, сострадания.
Вид более мягких углов ее лица ударил меня, как кулак в живот.