Качаю головой, вспоминая его слова о том, что рано или поздно Зигвальду придется протирать штаны где-то на государственной службе.
– Вы не думали о карьере королевского советника? – интересуюсь я.
– Как Марирский? Этого старого клеща выдрать с места можно только вместе с корнями, – хмыкнул Зигвальд. – Но я могу быть лично вашим советником, если хотите.
Я улыбаюсь.
– Да, – отвечаю я.
– Да – это значит, хотите?
– Да – это в принципе да, – говорю я, – в том числе и ответ на ваш вопрос, который вы задали мне на лестнице.
Зигвальд на мгновение замирает, а после берет мою руку в свою, подносит к губам.
– Обещаю, что вы не пожалеете о своем решении, Алисия, – говорит он.
Я в этом вовсе не так уверена. Отнюдь не потому, что не уверена в нем, как раз наоборот. Я слишком сильно увязла в Райнхарте, не хуже как Марирский, о котором говорил Зигвальд – во власти. Только в моем случае корни гораздо более глубокие, потому что они идут от сердца.
Что же, значит, я сделаю все, чтобы их обрубить. Потому что, как я уже сказала, Алисии Леграссийской нельзя делать ошибки. Хватит уже тех, что я наделала, оказавшись в Барельвице. Самая моя большая ошибка – это чувства к Райнхарту, и именно с нее я начну все исправлять.
Поэтому сейчас бросаю короткий взгляд в его сторону – он, как и обещал, сопровождает нас вместе с гвардейцами, которых чуть не отстранил – и кладу руку на сгиб локтя Зигвальда. Мы вместе идем вдоль побережья и кажется совсем несложным не смотреть назад и не думать о том, что было.
Если и дальше все будет так просто, я буду счастлива.
А если нет…
Тоже буду!
И никакие эрцгерцоги этого не изменят. Клянусь!
Райнхарт
Центральный и единственный вокзал Гриза ничем не напоминает Южный, по которому я преследовал убегающую и искрящуюся Алисию. Здесь нет отдельного зала ожидания, скамьи просто стоят вдоль стен, а в единственную кассу большая очередь из желающих приобрести билеты. Кому-то, как и нашей процессии, нужно в Барельвицу, кому-то поближе. Мне же хочется купить билет к сердцу моей принцессы, которая после нашей последней ссоры на меня совсем не смотрит.
Я хочу никогда вас больше не видеть.
Эти слова врезались в память и преследовали уже меня, как бы мне ни хотелось их оттуда выкорчевать. Самое отвратительное во всем этом – я ей верил. Действительно верил, что она закроет для меня все двери. Я должен вернуть ее расположение до приезда в Барельвицу, иначе будет поздно. Но как это сделать?
Иногда пары слов достаточно, чтобы все исправить.
Так считала эри Лимор. Но каждый раз, когда мы с Алисией начинали разговор, на двух словах мы не останавливались. Нас вообще невозможно было остановить, и мы говорили друг другу то, чего не стоило. Я привык к тому, что мое мнение – закон, для Алисии не существовало авторитета выше нее самой. И если я хотел до нее достучаться, то она отказывалась идти навстречу.