- Привет, солнышко. - Голос Макса в трубке был бодрым. - Ты звонила мне?
- Поедем на веранду на обед? - Лиля смотрела в окно, мимо которого ветер пронёс невесть откуда выхваченную горстку лепестков яблони. - У меня замечательная новость.
- Через полчаса только могу, малыш.
- Давай через полчаса. Я соскучилась!
Лиля вывернула на набережную и ехала, напевая. Череда манящих картинок проносилась перед глазами. Его рука, скользящая по её талии, вниз, к бедру, к завязке бикини. Он запускает пальцы под влажную ткань купальника, двигаясь всё дальше, всё глубже... Дыхание сбилось. Лиля облизнула губы и вывернула руль направо. Наконец-то в отпуск... Там-то он уже не отвертится. "Ты такая горячая, - удивился он в их первую ночь. - Ни капли стеснения".
Да. После Ромки стеснения в ней не осталось. Ох, как мама тогда бесилась! "Марь Тимурна, Лиля сегодня у меня останется, - сказал он, зажимая ладонью рот хохочущей Лиле. - Я ей тут с курсачом помогаю..." Курсач он, конечно, тоже ей помог дописать, но уже потом, когда папе уже даже из колледжа позвонили.
Она поёрзала на мягком сиденье, вспомнив, что они вытворяли в той халупе в Текстилях, и одёрнула себя. Хотя... это ведь не её вина. Макс слишком редко стал уделять ей внимание, отсюда и эти мысли о Ромке и его руках. Ромка был тогда худой, и пальцами левой руки царапал её, этими своими жуткими мозолями от струн гитары. А потом он достал у кого-то из друзей "Камасутру", и они вдумчиво исследовали её вдоль и поперёк, а потом так же исследовали друг друга, и к утру лежали, обессилевшие, и не могли пошевелиться, и за окном было так же солнечно, как сегодня, а на помойке прямо под окнами местный бездомный кот гремел консервными банками.
Рома-романтик, думала она, поднимаясь на лифте на крышу. Мама была права. Он не мог дать ей ничего, кроме этих дрожащих струн и дрожащих мгновений экстаза на нелепом сломанном диване, которые заставляли её забывать обо всём на свете. Они дружили вчетвером, Ромка с ней, Лилей, и Витька с Наткой. Ездили на великах по окрестным садовым товариществам, лазили на чужие огороды и пекли картошку в костре, а однажды Витёк украл у дачников курицу, жирную, белую, а Ромка даже не смог свернуть ей шею, чтобы пожарить.
Нет. Она не хочет этой дорожной романтики. Спасибо, наелась. Между этими безумными, неуловимыми мгновениями была плесень на плитке в ванной и банки дешёвой тушёнки, разогретые с рисом, а ещё мокрицы, которые ползли по стенам из подвала. Наверное, мама тогда психанула. Семнадцатилетняя дочь уходит из дома по ночам и возвращается, шатаясь, в засосах, с пьяными глазами...