Карета подскакивала на ухабах прекрасных арнайских дорог, и Лиля прислонилась к стеклу, под аккомпанемент храпа кира Мотлон размышляя о том, что вообще тут происходит. Ларат передал – не удивляться. Значит, это часть его какого-то плана.
Она разглядывала сероватый подбородок кира и его утомлённые веки. Зачем ей возвращаться? – билась в висок мысль. Куда? К кому? Лепестки яблони падали перед её глазами на бордовую "ласточку" Викуси, и Макс выходил из шипения душа в шипение кофеварки, завернувшись в полотенце.
Одиночество тут и предательство там. Полтора года в этом не очень понятном мире, который раскрывался ей всё новыми гранями. Нагромождения странных, отживших традиций, страх свернуть не туда, куда идут все остальные, выделиться, какие-то дикие суеверия, запреты, которые существуют тут веками и из-за этого постепенно начинают считаться истиной, основой, базой мироздания. "Потому что это так", и никак иначе.
Каждый цветок должен расти на своей грядке, думала Лиля, когда в очередном постоялом дворе кир Мотлон стоял, выбирая новенькие монетки на сдачу. Эта грядка – не её. Или нет?
Дорога была бесконечной. Кир Мотлон почти не разговаривал, по-видимому, мучаясь от укачивания. Вечерами, на постоялых дворах, он зачем-то из раза в раз напивался, и с утра страдал, страдал неистово, обрастая щетиной, обзаводясь воспалённой красной каёмкой век, дёргаясь от резких звуков.
Через две недели пути Лиля опять заболела. Какая-то новая, неизвестная ей до этих пор болезнь, от которой все ладони покрылись мелкими пузырьками, и на ступнях тоже появились эти пузырьки, которые, впрочем, быстро прошли, оставив после себя лишь воспоминания о двух сутках жара и рези в глазах и горле.
Ночами, лёжа в маленькой комнатке на узкой кровати, она смотрела в окно, на золотисто-коричневатую Монд, небольшую, похожую на шарик из оконной замазки, которой мама пыталась победить сквозняки в их бараке, и на растущую крупную голубоватую Габо, которая напоминала луны, что рисуют на обложках женских романов. Она часто пыталась найти знакомые созвездия, но звёзды тут были другие, и даже выглядели по-другому: не маленькие светлые точки, а крупные, острые, лучистые кристаллики. Страх тогда сковывал её и мешал дышать, и перед глазами вставали звёзды над городом, растворённые в свете фонарей Староконюшенного и в дыму её сигареты.
Безумная Ирма сказала, что дыма не будет там, где нечему гореть. Тут не было табака. Тут не было и кофе. Она расспрашивала Ларата, что вообще есть в этом мире. потому что её очень сильно удивили очки на некоторых кирио в Эдере. В её понимании очки слабо увязывались с окружающей обстановкой. Попытка привязать уровень развития здешних технологий к какой-либо определённой эпохе, известной ей, не увенчалась успехом, да и лилиных знаний истории в этом вопросе было явно маловато.