Она плевалась и тёрла язык и губы, и снова плевалась, потом окунула голову в лохань, и вода стекала с её волос на кафтан, и птицы на рукавах и подоле будто плакали. Её тошнило, невыносимо, мучительно, но в животе было пусто, и она согнулась в неукротимых судорогах рвотных позывов, которые не приносили облегчения. Глаза покраснели, яростные слёзы душили её.
Аяна стояла согнувшись, сжимая край лохани, потом села на него. Дыши, говорила олем Ати. Дыши.
Вдох. Второй. Третий... И ещё. Её трясло. Ветер над полем летит меж засохших былинок... Ветер над полем летит... Ветер над полем летит меж... Мелодия металась в её голове, она вскинула руки и сжала виски, разевая рот в беззвучном крике. Ветер над полем летит меж засохших...
– Аяна! Аяна!
Ис ворвалась в тёмную купальню и подскочила к ней, чуть не столкнув с края лохани, прижала к себе, гладила по мокрой голове, повторяя её имя.
Аяна медленно поднялась.
– Ис.
Та замерла, тревожно вглядываясь ей в глаза в полумраке.
– Я уезжаю завтра.
Ис дёрнулась.
– Я уезжаю завтра. Мне пора.
– Ты должна отработать до конца недели. Иначе ты не получишь жалованье.
– Мне всё равно.
– Тебе не отдадут вещи, если ты не отработаешь.
– Мне всё равно.
– И Кимата.
– Что?! Что?!
– Аяна, отпусти, ты задушишь меня! Аяна, мне больно!
Аяна отдёрнула руки. Ис плакала.
– Тебе не дадут уйти. Ты должна отработать до конца недели, это условие работы.
Сегодня четверг. Три дня. Три дня в этом кошмаре. Как только закончится воскресенье, она уйдёт отсюда. Они не отдадут ей вещи и деньги?
– Ис, ты должна помочь мне. Никому не говори, никому, поняла? Никому ни слова.
Ис вытерла глаза.
– Где самый дешёвый постоялый двор? Мне нужно оставить там Ташту и вещи.
– Зачем? Тебе всё отдадут в воскресенье.
– Ты уверена?
Ис замолчала.
– На северной стороне в портовом районе есть дешёвые конюшни. Там оставляют лошадей и повозки те, кто переправляется поторговать в Димае и собирается быстро вернуться обратно. Улица Трёх Кривых Деревьев, – наконец сказала она. – Иди сегодня. Я прикрою. И послежу за Киматом. Я уложу его в детской на керио, как он привык. Надеюсь, за три дня никто не обратит внимания, что твоей лошади нет.
– Прости, что схватила тебя, Ис. Прости.
– Ты была испугана.
– Я была в ярости.
– Аяна, что вообще произошло?
– Ничего. Просто на несколько мгновений представила себя на месте «племянницы». Я пойду собираться, Ис.
– Скажи мне, когда будешь готова. Я потушу фонари у ворот и устрою шум во дворе. Ты выедешь на Таште с вещами, и тебя не заметят. Возвращайся осторожно.
– Хорошо.
Она вышла из купальни. Надо держать лицо. Сначала она отвезёт вещи и деньги, потом объявит о своём решении уйти. Она снова как госпожа Кано, только покорная, скромная, как овечка.