А эта комната была общей, но при этом именно что ничьей. Здесь словно присутствовали обрывки чужих разговоров, чужих воспоминаний, чужих судеб, которые никогда и никоим образом не пересекутся с её, Аяны, судьбой. Комната была словно преходящим вместилищем для сотен чьих-то душ, по очереди проходящих сквозь неё и никак не заботящихся об этом мимолётном временном теле. Тут вытирали и подчищали только то, что было уже откровенно затоптано, засалено, захватано и запачкано руками, плечами и ногами постояльцев. Аяна решила, что по возможности будет стараться избегать постоялых дворов. Лучше уж сеновал и звезды, подумала она.
– Кирья, я поел. Уже поздно. Пойду за припасами, – сказал Верделл, вставая. – Купайся. Я постучусь.
– Хорошо. Ты хочешь искупаться?
– Не, – помотал головой Верделл. – Не-не. Я ещё чистый после того ручья, который мы проезжали третьего дня.
– Как хочешь, – пожала плечами Аяна, и он ушёл.
Харта принесла несколько вёдер тёплой воды и одну кадушку кипятка, унесла посуду, и Аяна наполнила лохань.
Каким блаженством было наконец отмыть голову и тело! Она уткнулась носом в туесок с вязким мылом, вдыхая ароматы трав родной долины. Нежная, невесомая сампа, слегка смолистая тёплая купреса, пряный ладонник, сладкая, спелая лесная земляника и дикий тмин... Аромат растревожил её, напомнил о маме, Нэни и остальных, кого она оставила дома. Аяна сидела, намыливая тело и нежась в тёплой воде, и вспоминала дом, сеновал, земляничные полянки, запах свежих простыней и маминой стромкой отбелённой праздничной рубашки с зелёными, как капли леса, брызгами стеклянных бусин на рукавах.
Она смыла остатки негустой пены и вылезла из лохани, потом высунулась за дверь и окликнула Харту.
Пока Харта, зевая, вычерпывала воду, Аяна оделась, расчесала и вытерла волосы. Надо бы немного подрезать их, в пути такая длина неудобна. Всё равно отрастут. Интересно, у Харты есть хорошие ножницы? Надо было спросить, пока она тут прибиралась. Это ужасно, когда ножницы не режут, а сминают волосы тупыми, непритёртыми лезвиями.
Она ходила по комнате, складывая вещи в мешок. С утра они уезжают, надо всё подготовить, чтобы спросонья что-то не забыть... Вроде всё.
Дверь приоткрылась.
– Ты же обещал постучать, Верделл – обернулась Аяна. – Ты уже верн...
Широкая грубая ладонь зажала её рот.
– А ну тихо, птичка. Давай сюда кошель, – хрипло прошептал ей на ухо незнакомец. – Рато, пошарь-ка по мешкам. У её сопливого муженька было два золотых, и он отдал ей кошель.
Аяна, с ужасом распахнула глаза и неистово забилась в его руках, но в бок упёрлось что-то острое.