8. Земляника и дикий тмин
Аяна вошла внутрь как раз в тот момент, когда Верделл расплачивался за комнату. Он скинул монеты с ладони в кошелёк и повесил его на шею Аяне.
– Чтоб не срезали, – прошептал он. – На торгу разное бывает. Я себе отложил сколько надо.
Аяна кивнула. Она уже наслушалась разных историй про то, что случается иногда в торговых портах.
– Уважаемый, покажи нам комнату, – сказал Верделл.
Парос махнул им рукой, приглашая за собой на второй этаж, и снял с пояса большое кольцо с ключами.
– Вот тут ваша комната, – кивнул он, открывая дверь.
Парос пропустил их внутрь. В небольшой комнатке стоял какой-то неуловимый запах затхлости. Аяна заметила захватанные руками доски двери, желтоватый оттенок простыней на неширокой кровати, пол у окна, протёртый ножками тяжёлого табурета, и нахмурилась. Уютом тут даже и не пахло, но всё разом забылось, когда она увидела лохань для купания.
Она глубоко вдохнула и выдохнула в предвкушении тёплой воды.
– Я принесу наши сумки, – сказал Верделл. – Когда будет вода?
– Ужин вам принесёт сюда Харта. После ужина будет вода. Будете буянить – прибежит охрана. – Парос показал на двор. – У нас тут с этим строго.
– Торг до ночи? – спросил Верделл.
– Да.
– Тогда я сначала поужинаю.
– Как хочешь. Сейчас пришлю Харту с похлёбкой.
Аяна была рада похлёбке, даже несмотря на то, что она мало напоминала то густое, ароматное, пряное и сытное варево, которое они готовили дома. В этой похлёбке, которую принесла им Харта, плавали редкие кусочки моркови и прошлогоднего соланума, а на дне нашлось немного мяса и разваренных зёрен пшеницы. Но Аяна съела всё до последней капли, а потом ещё вытерла миску хлебом. Несмотря ни на что, было приятно снова поесть такой вот еды, приготовленной на очаге, поданной в отдельной тарелке. Затем Харта принесла всё тот же соланум, растёртый в кашицу, рядом с которым на тарелке одиноко примостился кусочек варёного мяса.
– Экономно, – хмыкнул Верделл. – Из одного куска и похлёбка, и второе.
Аяна не жаловалась. После двух с половиной месяцев бесконечного ночного неба над головой она, к своему удивлению, даже радовалась этой комнате, в которой пахло бесчисленными постояльцами, их носками, рубашками, кожаными сумками и ботинками, копчёным мясом, хмельным и незнакомыми травами. Это был не её родной двор, это даже не было общим двором. Она, кажется, впервые поняла, почему для Конды и Воло слова «общий» и «ничей» были одинаковыми по смыслу, когда речь впервые зашла об общих дворах долины.
В мастерские общих дворов шли с целью, вдохновением или намерением, там собирались для работы, которую проще и легче было делать сообща. О них заботились, как о каком-то своём общем теле: смазывали петли окон и дверей, отмывали и красили рамы, натирали стёкла, конопатили стены, дочиста выметали углы и окуривали от насекомых ветками купресы, стараясь, чтобы дым попал в каждый угол.