Она дрожащими руками подхватила сумку и мешок, запихивая вываленные вещи. Волосы взлетели и на миг заслонили лицо. Стянула кафтан с изголовья... В мешок... Завязки... затянуть. Перешагнуть этого... Тёмное расплывается лужей... Беги. Беги!
- Беги!!!
Она побежала. Лестница, потом налево мимо стойки. Два светильника, порог.
Сзади топот ног. Парни с конюшни? За ними?..
– Быстрее! – отчаянно стонал Верделл, таща её за руку, – Ну быстрее... быстрее!
Кровь стучала в ушах. Верделл кинулся к своей нагруженной сумками кобыле, стоящей у коновязи, и Аяна в одно движение, хватаясь за тёмную гриву, взлетела на Ташту, сбрасывая с его шеи верёвку.
– Инни! Инни!
Ташта присел и выбросил своё молодое, мощное, стремительное тело вправо. Аяна вцепилась в его гриву, рукой и голыми пятками направляя к воротам. Мешок бил её по спине. Волосы полоскались сзади.
– Налево! – крикнул Верделл за воротами. – Быстрее!
Они летели по улице, и несколько запоздалых торговцев шарахнулись с дороги.
-Инни! Инни!
Ташта был потоком, он был ветром, и она была ветром вместе с ним. Они летели на юго-запад, освещенные обеими лунами, и его бока мерно вздымались под ней, а шея опускалась и поднималась. Потом она краем сознания почувствовала, что гнедой устаёт. Она же загонит его!..
Аяна тянула его за гриву, останавливая, умоляя замедлиться, и вот он перешёл на рысь, потом на шаг. Она похлопала его по взмыленной шее.
Две луны моргнули и погасли над ней.
– Ну наконец-то, – сказала олем Нети, гладя лоб Аяны маленькой сухой ладошкой в старческих пятнах. – Шулаг, милая, что ж ты так. Ты ж его чуть не потеряла.
Аяна моргнула раз, другой, и ещё. Лицо олем Нети плыло перед её глазами, темнея и размываясь. На его месте проступали другие черты. Круглое, темно-золотистое лицо со сморщенной кожей, маленький нос, темные, раскосые, пытливые узкие глаза. Медные серьги в сморщенных мочках ушей, расшитая войлочная шапка с нитями красных мелких бусин по обеим сторонам лица.
Аяна дёрнулась к животу обеими руками.
– Не бойся. С тобой твоё сокровище. Сберегли. Всё хорошо, милая. Поспи. Теперь спокойно поспи.
– Я правда думал, что ты возненавидишь меня, – сказал Конда, целуя её снова и снова. – я боялся этого больше всего на свете, потому что поддался безрассудному порыву. Я желал тебя так сильно, что всё же поддался ему. И только когда я очнулся, до меня дошло, что же я натворил. Я привязал тебя к себе. Лишил возможности жить счастливой жизнью. Иметь семью. Ты, наверное, ещё не понимаешь этого, но, став старше, поймёшь.
– Конда, тебе надо стать поэтом. Ты так владеешь словом! В ваших арнайских стихах столько надрыва. Я слушала их и удивлялась. У тебя сейчас вышло не хуже. Неужели ты думаешь, что привязал меня к себе тем, что испортил меня?