Она помолчала.
– Помнишь, ты сказал мне однажды... Ты спросил, что у нас делают с человеком, который добивается любви девушки вопреки её отказу? Я тогда не поняла тебя, а потом поняла, и мне стало страшно. Меня затошнило от липкого, холодного страха. Но там меня не тошнило. Я сначала испытала страх, а затем меня поглотила ярость. Я была как зверь. Я бы убила его ещё раз, если бы могла. Мне страшно за такие мысли, Верделл. Что у вас делают с такими людьми, как они?
– Их ссылают на каторгу. В рудники или на другие работы. А убийц могут казнить, если признают, что их вина не может быть искуплена каторгой. Ты понимаешь, кирья? Мы убили двоих людей. Мы теперь убийцы.
– Но они вломились в нашу комнату и собирались забрать наше имущество, а потом... потом...
– А кто-то это видел?
Аяна запнулась на полуслове.
– У нас был такой случай, – сказал Верделл, – когда одного кира обвинили в убийстве человека. Тот убитый сам тоже был из кирио. Он пришёл к первому киру домой, и тот убил его. Был суд. На суде обвинители сказали, что убийца сам пригласил свою жертву, уже зная, что сделает дальше. Родственники убитого доказывали это всеми силами. Убийцу не казнили и не продали на каторгу только лишь потому, что его родня выкупила его. Но он говорил, что убитый им человек пришёл и угрожал открыть какие-то его тайны и требовал деньги, а когда кир отказался, полез с ножом. Убийца сказал, что лишь оборонялся, и это всё ужасный, нелепый несчастный случай. Но свидетелей не было. Он не смог это доказать.
– А кто говорил правду? – спросила Аяна.
– Я не знаю. Мне это неизвестно. Я знаю только то, что, если за нами придут, то могут сказать, что ты сама позвала этих людей, а потом убила. Такое возможно, кирья. Именно поэтому я сказал тебе бежать. И вообще, суд обычно выигрывает тот, у кого больше денег.
– Но это же нечестно!
– У нас нет свидетелей. Мы были там чужими, понимаешь? Два чужака приезжают в город и приглашают в свою комнату двух торговцев, которые как раз при деньгах после торга. Тот, кто сдал меня этим бандитам, не признается. Это мог быть торговец, разменявший мне деньги, или тот мужчина, который видел, как я передаю тебе кошелёк, или сам корчмарь, Парос. За этих двоих ублюдков могут свидетельствовать их родные и соседи, а за нас – никто. Кирья, мы здесь чужие. Хасэ-Даг, к моему удивлению, принадлежит не Халедану, а болотному краю Олаве. Я не знаю их законов. Нам надо беречься.
– Я оставила там свои гребни и сапоги.
– Вряд ли тебя найдут по ним. Я вообще не уверен, что нас будут искать. Я не знаю. Мы на чужом материке, и мне здесь ничего не известно.