Верделл вздохнул.
– Это долгая история. Не очень люблю это вспоминать. Меня забрали в большой дом, когда мне было восемь. Почти четыре года меня учили манерам, верховой езде, обращению с луком, самострелом, клинками и ножом. Всех кирио учат этому с детства. Мой отец, Исар... кир Салке Исар, решил, что всё же не хочет отказываться от внебрачного сына. Он занялся моим образованием. Но его жена, кира Атойо, была в бешенстве из-за того, что он изменял ей. Она требовала избавиться от меня. Она устраивала такие скандалы, что кир Исар наконец не выдержал. Он хотел отдать меня учиться на катиса, но к нему тогда пришёл Воло. Он сказал: «Как ты представляешь этого шалопая чьим-то наставником? Отправь его в море, пусть учится морскому делу. Он будет далеко отсюда, и твоя кира наконец успокоится. Пулат будет ему прилично платить, и однажды он, может быть, устроит свою судьбу». Так в двенадцать лет меня отправили юнгой на «Ласточку». Мы ходили на ней вдоль побережья до Дакрии и обратно, и пару раз до Ровалла. Однажды Воло пришёл к капитану и спросил, как мои успехи. С ним ещё был Конда. Капитан сказал, что я ничем не выделяюсь, и Воло сказал, что это уже успех, что я ничего не сломал и не поджёг. Понимаешь, кирья, со мной вечно происходили какие-то неприятности.
– Понимаю, Верделл. Охотно верю.
– Ну вот. И кир Конда сказал: «Давай-ка заберём его на «Фидиндо», Воло. Мне кажется, этот парень довольно смышлёный. Есть в нём что-то такое...». Воло сомневался, но согласился. И два года назад я впервые отправился с ними. Конда стал учить меня дальше. Он учил меня обращаться с ножом и бить так, чтобы человек уже не встал. Он учил меня, где есть точки на теле, попав по которым рукой, ты на какое-то время обездвижишь человека, и у тебя будет время убежать. Учил меня вырываться из захвата и самому захватывать так, чтобы твой противник не вырвался. Брать за шею, чтобы твой противник... никогда не смог больше дышать. И когда я увидел тебя там в окне, и как тот ублюдок схватил тебя, я ворвался в комнату и не думая пырнул ближайшего, как учил меня Конда.
– Конда... Конда учил тебя этому?
Аяна потрясённо смотрела на него. Он нахмурился.
– А что?
Она вспомнила руки Конды, то, как он касался её. Он сделал ей больно лишь один раз, когда она сказала, что её поцеловали вопреки её желанию, а он схватил её за плечо и спросил, почему она не сказала об этом раньше. Его пальцы были как раскалённое железо. Его хватка была такой, что на плече остались следы. Единственный раз ей было больно тогда. Всё остальное время, когда он касался её, брал её за шею, запястья, обнимал, гладил по лицу и спине, она задыхалась, но не от того, что он душил её: это было мучительно приятно. Она плавилась в его руках. Она горела без него.