– Айдэр. Но я не понимаю, что это значит.
– Ну, наверное, она увидела что-то в тебе. Я не знаю, как объяснить. Я могу сказать на дэхи, нашем старом языке, который был до общего, но...
– Это будет ещё непонятнее. А ты почему так называешь меня?
– Я услышала, как она звала тебя так. Я же не могу спорить с Айдэр.
Аяна понимающе улыбнулась.
– Пойдём, сейчас будут петь, – сказала Кадэр, выглядывая наружу. – У нас почти все песни на дэхи.
Они вышли к коврам, куда женщины несли завёрнутые инструменты. Из одной повозки достали длинный короб примерно в полтора па длиной, и Аяна подошла посмотреть, что же там.
Это был четырёхугольный длинный инструмент, и струн у него было больше десятка. Его вынимали с осторожностью, и парень, помогавший нести, улыбнулся Аяне. Она улыбнулась в ответ.
– Это ягет, – сказал он. – Сейчас услышишь. В нём сердце степи.
Ягет передали Усэну, одному из сыновей Айдэр, и тот склонился, настраивая, вслушиваясь в острый звон металлических и глубокое гудение кишечных струн. Другие хасэ тоже готовились играть, продувая тонкие и многоствольные свирели и подстраивая небольшие струнные инструменты, похожие формой на грушу. Наконец Усэн поднял ладонь в предупреждающем жесте. Все замолкли, и он хищно поднял кисти, ритмично пощипывая струны ягета.
В мелодии было четыре доли, но он пропускал вторую, отчего в музыке был слышен топот лошади, скачущей собранным галопом. В этот ритм вплетались крики хищных птиц и пение степных пичужек, которые изображались свирелями и свистками. Аяна слышала звуки степи, окружавшие её всё это время, но звуки огранённые, как бусины на висках Айдер, оправленные в медь, как украшения на войлочных шапках девушек, будто неясные слова, которыми степь говорила с ней на древнем языке дэхи, внезапно стали мелодией, превратились в музыку.
Мелодия эта очаровала её, слёзы выступили на глазах. Биения струн, сопровождавшиеся рассыпчатым звоном колечек на бубнах, принадлежали степи, они были её частью, и Аяне захотелось запомнить этот момент, остаться в нём подольше, навсегда протянуть его через себя, как струну ягета. Она вдыхала дым из трубок Айдэр, Далэг и других хасэ, и смотрела в ясное, светлое и широкое небо, в котором начинали появляться первые звёзды.
Верделл подошёл к ней и сел рядом.
– Ты тоже слышишь лошадь? – спросил он с улыбкой. – Там, та-да-дам, та-да-дам.
– Да. До этого дня я слышала и птиц, и рыдания, но лошадь в музыке мне слышать ещё не приходилось, – сказала Аяна. – Это удивительно. Верделл, а ты играешь на чём-нибудь? Что-то я не припомню.