До постоялого двора она добиралась раз в десять дольше, чем ехала до порта, блуждала по каким-то закоулкам, возвращалась на перекрёстки и несколько раз чуть не заблудилась. В голове и в животе трясся липкий студенистый кисель из речных водорослей. На неё, наверное, смотрели – она была женщиной с голубыми волосами, которая поздним вечером ехала по улице верхом, без седла. Всё равно. Всё равно. Лойка...
Бесплотным духом ондео она поднялась в комнату, развязала поясок наряда и рванула его с плеч. Анкэ, Чамэ, Айол, Ригрета, Кадиар, Харвилл... Все смотрели на неё с таким же суеверным ужасом, как мальчик, что шарахнулся от неё в коридоре. Кимат спал у стены, на матрасе, на свёрнутом керио.
Он не увидит отца в ближайшее время.
Веточка купресы упала на пол. У Аяны подкосились ноги. Она села на пол там же, где стояла.
Смугловатое лицо Чамэ заметно побелело даже в надвигающихся сумерках.
– Ригрета, принеси воды, – негромко сказала она.
Аяна сидела на полу и смотрела на зелёную веточку. Мама. Что она скажет маме, если не найдёт Лойку?
Что теперь делать-то?
– Аяна, милая, держись, – тихо сказала Чамэ. – У тебя хотя бы остался сын от него.
– Ты бы сходила к его семье. Они, наверное, тоже горюют, – сказал Айол.
Аяна вдруг опомнилась. Восемь месяцев. О чём они говорят?
– Он не умер. – Она подняла голову, в которой резко прояснилось. – Он жив. Он ушёл в море.
Чамэ чуть не заплакала. Её лицо осветилось бесконечным облегчением.
Аяна встала, держась за протянутые руки Анкэ и Ригреты.
– Мы уж подумали... – сказала Ригрета, ставя на стол кружку с водой.
– Он ушёл на восемь месяцев в море, – пробормотала Аяна, держась за виски. – Он ушёл неделю назад и вернётся в декабре.
Ригрета пожевала губу..
– Ну тогда тебе надо к его родне, – сказала Чамэ.
– Я не могу. У нас нет бумаг. У меня нет даже этого вашего документа об имени. Ребёнка отберут.
Наступило тяжёлое, гнетущее молчание.
– Ты называла его мужем, – напомнила с укором Чамэ.
– Мы заключили союз по моим обычаям.
– Но ты же...
– Я знаю, – сказала Аяна, вцепляясь обеими руками в столешницу грубого грязного стола, на котором ожидал темноты незажжённый светильник. – Теперь знаю. Мне сказали в дороге, что здесь это не считается.
– Ты можешь поехать с нами. В сентябре мы будем, скорее всего, ещё тут, – сказал Айол. – У кира Суро.
– А потом, до декабря? Он вернётся в декабре. Я не выдержу столько в дороге с Кимо. Но у меня нет работы тут. Я не потяну оплату постоялого двора, еды и прочего. Деньги заканчиваются всегда слишком быстро.
Руки дрожали. Она наклонилась и подняла веточку купресы с пола, села за стол и долго разглядывала её. Потом вынула нож и несколько раз провела по коре, как она делала дома, перед тем, как убрать для аромата в полотняный шкафчик или сундук.