Проснувшись на следующее утро после операции, я почувствовал себя абсолютно никчёмным, опустошенным и обманутым человеком. Объективным причин на это не было, я не сожалел и не боялся последствий, но названные чувства не торопились покидать меня. Я ощупал залепленное бинтами лицо, и мне до ужаса захотелось найти зеркало, но ещё сильнее — увидеть тебя, чтобы ты сказал, что всё хорошо, что я всё сделал правильно и теперь нас ждёт большое будущее. Но тебя не было ни утром, ни в обед, ни вечером.
Чуть позже я выяснил, что моё лицо опухло и теперь напоминает вздувшийся бледный помидор, а ещё я совершенно не мог говорить и даже открывать рот. Питаться пришлось детским пюре, а воду пить через соломинку. Врач сказал, что отёк спадёт через неделю или чуть больше, зато вот нормально пользоваться челюстями я смогу только через месяц. Он говорил спокойно и доброжелательно, но единственное, чего мне хотелось — это чтобы ты поддержал меня. А ты объявился только через два дня, когда доктор Элспет снял с меня часть бинтов и готов был отправить на долечивание домой.
Ты несколько минут что-то обсуждал с ним, а потом ты подошёл ко мне.
— У тебя же есть деньги? — спросил ты вместо приветствия.
Я растерялся.
— С собой нет…, — прошептал я и тут же почувствовал тупую боль в челюсти.
— Да не сейчас, вообще. Мне не немного не хватает на твою операцию.
Мне сразу же стало стыдно, что я не подумал об этом заранее. И почему ты вообще должен платить за меня?
— Я… у меня в кармане была кредитка. Только я не знаю, где мои брюки. Они же были у тебя в той квартире?
— А других денег у тебя нет?
— Других? — переспросил я, соображая, чем тебя не устраивает кредитка. Да, конечно! По ней же можно выследить меня! — Может быть, что-то в общежитии осталось. Но я не знаю, как туда попасть.
— Где именно? Я ничего не нашёл.
— А ты там был? — удивился я.
Ты уставился на меня, как на идиота. Наверное, и, правда, вопрос был глупым.
— Ценные вещи, которые можно продать?
— Скрипка — она стоит долларов пятьсот, ещё есть ноутбук…
Ты разочарованно покачал головой, махнул рукой и развернулся, чтобы уйти.
— Ференц! — окликнул я тебя, превозмогая боль. — Подожди! У меня есть машина.
Ты остановился и застыл в пол оборота.
— Что ж ты раньше молчал? Тихушник!
В этот день ты забрал меня домой, и мы стали думать, как продать мою машину. Проблема была в том, что до двадцати одного года я не мог совершать крупные финансовые операции, а ждать два года никто бы не стал. Ты позвонил Джону и договорился, что если мы подгоним ему машину, и, если она не будет числиться в розыске, то он даст за неё столько денег, что хватит и операцию оплатить, и ещё останется.