Вальтер
Приподнимаюсь на руках, накрывая напряженное еще тело своим. Протискиваю руку вниз, оглаживаю пальцами влажную горячую плоть, и Лили снова выгибается, обвивает руками мою шею и притягивает к себе. Целую ее искусанные губы так, как только что целовал там, внизу, и слышу ее тихий стон, а пальцами ощущаю новую порцию влаги. Она такая мокрая, что испачкала простыни, и от одной этой мысли я практически кончаю в штаны. Расстегиваю тугую пуговицу и непривычную молнию, освобождая напряженный член. Хочу прижаться к ней кожа к коже и дергаю полы рубашки, открывая к хренам десяток мелких пуговиц. Лили нетерпеливо привлекает меня к себе, и, вспоминая ее смущение в самом начале, я сдерживаю смешок. Не хочу злить ее сейчас, если она снова сцепит пальцы на моем горле, я сдохну, но не сдвинусь ни на сантиметр, потому что мой член уже чувствую жар ее плоти. Протискиваюсь в ее тугую глубину с трудом, зажмурившись от напряжения и предвкушения. Опускаю голову и прижимаюсь губами к почти зажившим ранкам на шее. Лили дергается, тишину снова разрывает ее стон, а хрупкие руки прижимают мою голову, вминая челюсть в метку. Снова кусаю, но не прокусывая тонкую кожу, а лишь усиливая давление, и одновременно с этим заполняю ее до упора. Волк внутри беснуется, воет, заглушая шум крови в ушах, а я толкаюсь бедрами, скользя будто всем телом сразу, зарываюсь пальцами в светлые волосы, словно в пух. Каждое скольжение в нее душу из меня вынимает. Мне хватило бы просто оказаться в ней, но я оттягиваю момент разрядки, хочу ощущать ее вот так близко как можно дольше, но ее тихое, едва слышное, сказанное на выдохе, «пожалуйста» не оставляет мне выбора, и я ускоряюсь, чувствуя ее наслаждение острее собственного. Тело мелко дрожит, и я не понимаю, да и не пытаюсь понять, моя это дрожь или моей ее. Не имеет значения, потому что все, что у меня есть – это она, Лили, не просто пара волку, но моя половина, подходящая мне идеально. Я падаю на нее, будто в нее, поддерживаю вес тела на руках, утыкаюсь лбом в подушку, втягиваю запах светлых волос, дышу этим воздухом, снова и снова пытаясь оторваться и встать, скатиться хотя бы, потому что нихрена не легкий, но стоит только мне пошевелиться, Лили обвивает мою спину руками, проникает под рубашку, чтобы прижать ладони к голой коже, прижимает меня к себе, и я замираю, потрясенный силой собственного восторга от того, что нужен ей, что она сама дала это понять. Обнимаю ее еще крепче, впечатывая в собственное тело, заваливаюсь вместе с ней на бок и накрываю нас обоих одеялом, просто бросаю спутанный комок на Лили, укрывая ее спину и часть своего бока. Снова опутываю своими руками, не давая ей даже пошевелиться, чтобы упрямой девчонке вдруг не взбрело в голову отстраниться от меня.