― По шесть и тех, и тех? ― спросила ее подруга, выглядя изумленной.
― Точно. Это лучшие круассаны на острове. Вкусные и маслянистые, как раз нужной консистенции. Как только съешь один, не захочешь ничего другого. Он торгует только на субботнем рынке и не позволяет мне приехать к нему домой, ― произнесла она со вздохом. ― Так что мне придется покупать столько, чтобы хватило на неделю. Я заморожу их, чтобы не пришлось съесть все за один присест.
Зелия повернулась обратно к Люку.
― Еще я хочу французский багет и один из тех вкусных круглых батонов на ржаной закваске.
― Конечно.
Люк подсчитал круассаны и забросил их в пакет. Он засовывал багет в бумажный кулек, когда почувствовал изменение в воздухе.
Он поднял взгляд и увидел ее. И, да, вторая женщина, скорее всего, была ее сестрой. Разный цвет волос, но у них обеих одинаковые большие миндалевидные глаза, слегка приподнятые у уголков и необычного зеленого оттенка.
«Изумрудного зеленого, — подумал он, потерявшись в ее глазах и наслаждаясь роскошью дневного света, позволявшего любоваться ей. — Да, изумруд с желтоватыми вкраплениями коричневого и золотого, расходящимися по радужной оболочке, как падающие звезды».
― А хлеб на ржаной закваске? ― услышал он голос Зелии.
― Точно.
Он отдал ей багет, упаковал ржаной хлеб и отдал и его тоже.
― Спасибо за покупку, благодарю, что зашли, ― сказал он, поворачиваясь спиной к двум сестрам.
― Эй, Люк?
Мужчина посмотрел на Зелию.
― Да? Я что-то забыл?
Она рассмеялась.
― Да. Сколько я тебе должна?
***
― М-м-м… ― протянула на ухо Мэгги ее сестра. ― Либо его хлеб ― манна небесная, либо орда женщин, собравшихся вокруг его прилавка, составит тебе конкуренцию.
― Ты заблуждаешься, ― пробормотала Мэгги сквозь сжатые зубы, пытаясь незаметно вырваться из мертвой хватки своей сестры. ― Ева, перестань подталкивать меня вперед.
Женщина назвала его Люком. Имя ему подходило.
Экзотическая красотка теперь передавала ему деньги, кончиками пальцев выведя невидимые линии на его ладони. Ее отполированные ногти были необычного цвета, такого темного оттенка фиолетового, что казались почти черными. Может быть, это авторский цвет. Она казалась человеком искусства. Вероятно, создала этот цвет сама.
Она выглядела, как женщина, которой не нужно читать «Космо», чтобы знать, что нравится мужчинам.
Хотя иногда «Космо» ошибался.
«Чудовищно ошибался», — подумала Мэгги, возвращаясь в памяти ко времени, когда она тщательно завернулась в полиэтилен, как рекомендовал «Космо», надела каблуки и поприветствовала Брэтта с охлажденной бутылкой Шардоне, двумя бокалами и улыбкой. Точно уж она не была «неотразимой». Брэтт, в конце концов, перестав заливаться смехом, забрал бутылку у нее из рук.