Итак, перед нами проходят несколько картин из жизни молодого Иосифа Джугашвили (Владимир Кошевой): первая — в семинарии, где он общается с мамой и другом, потом действие переносится на улицу, там Сосо встречает гопника Камо и увлекает того в революцию. Далее мы на конспиративной квартире, где пируют друзья, обдумывая «эксы» (грабежи), и среди них есть одна девушка, аристократка Ольга. Затем происходит удачный «экс», и друзья собираются на природе, танцуют и поют песни. Сосо сам в грабежах не участвует — он стратег. Его идея — повязать своих друзей кровью (здесь звучит несколько фраз из «Бесов» Достоевского), поэтому он собирается свершить страшное, приказывает убить сына буржуя Бархатова. Но отменяет приказ — приятно чувствовать себя богом. Далее Сосо планирует ограбление отца Ольги.
Отца этого убивают (вне сцены). На могиле отца наш Сосо, абсолютно как шекспировский Ричард, убеждает Ольгу в своей правоте и даже увлекает её возлечь на свежевырытой могиле. Потом Сосо попадает в тюрьму, и у него начинаются галлюцинации: к нему из будущего приходит он сам — с трубкой, в белом мундире, то есть со всеми общеизвестными причиндалами. В этом образе мы видим народного артиста Петра Семака. К себе самому молодому Сталин относится весьма критически: слабак. Джугашвили же к Сталину испытывает скорее восторг: ты — бог? — спрашивает он его. Но диалог обрывается, и из оркестровой ямы поднимается по диагонали огромный серый идол с усами, застывая на полпути.
Литературная основа спектакля слаба, клочковата и хаотична. Характеры не выписаны, нет конфликтов, действия тоже нет — иллюстрации. В программке обозначено, что эта основа состоит из исторических материалов и «текстов современных авторов». Тут впору испугаться — неужто Фокин держит на цепи, где-то в подвалах Александринки неких безымянных «современных авторов», пишущих тексты из-под палки? Оказалось, приглашённый драматург с театром поссорился и снял своё имя. Однако какие-то плоды его трудов остались в спектакле. По-моему, покушаться на художественное освоение Сталина всё- таки хорошо бы во всеоружии. Хотя бы иметь крепкого драматурга. А вот художник «Рождения Сталина» Николай Рощин поработал умело и задушевно: картины играются на платформах или в коробках, прилежно стилизованных под дотошный театр пятидесятых годов. С тщательно выписанными иконами, если перед нами семинария, расставленными на полках кувшинами, если мы в трактире, и так далее. Живописные задники усиливают ощущение театра 1954 года. Вот разве что изящная ветка яблони (или вишни) в цвету, которая как бы висит в воздухе над компанией друзей-революционеров, не из пятидесятых годов.