В кинематическом дизайне фигура режиссёра, к примеру, теряет авторские полномочия и становится чем-то вроде центрального пункта управления тем, что в советскую старину именовали «комбинированные съёмки», — то есть всяческими спецэффектами, трюками, фокусами и прочей визуальной экспрессией. Режиссёр «Союза спасения» — Андрей Кравчук, а был бы Фёдор Бондарчук или Тимур Бекмамбетов, что бы изменилось? Возможно, подбор актёров был бы чуть повыразительнее, и всё. Главное место в картине занимает собственно восстание, стояние на Сенатской площади 14 декабря, снятое бешено вращающимися дронами, и какие к нему претензии? Снято лихо, ух! И конечно, не качество дизайна возбудило критическую мысль.
Критики, как их собратья в двадцатых годах, — пролетарские, бдительные, с развитым классовым чутьём — опознали в «Союзе спасения» враждебное «запутинское» произведение. Утверждающее, что не мятежные офицеры, а государь император был прав в той давней заварухе. Жуткий призрак революции следовало подавить в зародыше — и первую кровь пролил отнюдь не император, а декабристы. У них вообще в ближайших планах значилось цареубийство, которое из благой и верной акции за прошедшее историческое время превратилось в дело преступное и порицаемое…
Я не увидела в фильме очернения декабристов и прославления императора, нет, но некий шаг в сторону развенчания романтического мифа о 14 декабря 1825 года, конечно, сделан. И вот проблема: если ты что-то у людей отбираешь, ты должен что-то дать им взамен. У нас на одной чаше весов — романтический миф о свободолюбивых офицерах, сооружённый могучими величинами. У нас там Пушкин с «Во глубине сибирских руд.», «И на обломках самовластья напишут наши имена!», Некрасов с поэмой «Русские женщины», Тынянов с «Кюхлей» и Трифонов с «Нетерпением». У нас «Звезда пленительного счастья» с лицами Стриженова, Баталова и Костолевского и музыкой Исаака Шварца на стихи Окуджавы, да и улицы Пестеля и Рылеева в Санкт-Петербурге не переименованы — солидно, мощно оборудован декабристский романтический миф.
А на другой чаше весов — много-много денег и прекрасно освоенные новые технологии кинематографа. Но всевластие денег преувеличено — на них можно нанять классных профессионалов, однако создать их, открыть, вырастить при помощи одних денег невозможно. В «Союзе спасения», к примеру, нет ни одного открытия актёрского — Ивана Колесникова (Николай I) открыл Станислав Говорухин в «Конце прекрасной эпохи», а Леонида Бичевина (Муравьёв-Апостол) — Алексей Балабанов в «Морфии». В огромной многофигурной композиции «Союза спасения», собственно, только три роли более-менее выразительно сыграны: Николай I — Колесников, сенатор Мордвинов — Сергей Колтаков и Антон Шагин — Рылеев. Пестель (Павел Прилучный) — совсем провальный, эдакий сердитый психопат, и отчего он производил на современников столь сильное впечатление? Ивана Янковского (Бестужев-Рюмин) я вообще не опознала и только из титров узнала, что он присутствовал в картине. Разумеется, и потому, что актёру нужен материал, а ролей-то и нет, не выписаны.