Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе (Москвина) - страница 164

Начнём с того, что сериал активировал внимание к личности и творческому наследию Муслима Магомаева, а это явное общественное благо. Слушать и осмыслять Магомаева — это может принести не только бесспорное наслаждение, но и пользу. В чём его феномен?

Муслим Магомаев — второй после царя Соломона человек, которому добрый Бог решил дать всё. То есть вообще всё. Красоту, талант, любовь, фарт, успех, благосклонность верхов, обожание тотальное, сверху донизу, — и лёгкое обременение в виде советских сложностей при выезде за границу или цензуры сценических костюмов. На всесоюзной сцене — в 20 лет, народный артист СССР — в 31 год. Голос и его подача у Магомаева фантастические, такое впечатление, что он не заполняет голосом объём того или иного зала, а сам творит, создаёт им Пространство. Поразительная фразировка — ни одного слова никогда Магомаев не скомкал и не «проглотил». Абсолютная узнаваемость и космический диапазон артистизма, если вспомнить его участие в «Бременских музыкантах». От «Бухенвальдского набата» (шедевр В. Мурадели) — до Атаманши! Магомаев был совершенно «конвертируем», как и вся элита советской культуры, которая не только была, что называется, «на мировом уровне», но частенько этот уровень превосходила, особенно в музыке. Он стоял, грудью вперёд, на фасаде советской империи и был её идеалом, страстью, сбывшейся мечтой, её сладкоголосой птицей. Её культурным оправданием, если угодно. Миражом во плоти.

Он был невероятен, нереален — и тем не менее он был и царствовал по крайней мере двадцать лет.

Плод союза народов — среди родных кровей, кроме азербайджанской (но есть чеченская версия происхождения Магомаева), и польская, и татарская. Воспитанник мировой культуры — ладно бы стажировка в Италии (вот как вредили советские чиновники искусству, посылали юношей в Ла Скала за казённый счёт). Но Магомаев был всю жизнь открыт не знающему границ океану музыки, при любой возможности включал в репертуар «песни мира». Оттого этот репертуар столь богат, разнообразен, увлекателен и роскошен. Песню итальянских партизан «Белла чао», которую так любил Леонид Ильич, Магомаев поёт с той же истовой страстью и огнём вдохновения, что и заветную русскую «Вдоль по Питерской». Магомаев — сбывшаяся грёза большинства великих советских композиторов-мелодистов от Бабаджаняна до Хренникова — с божественной лёгкостью становится идеальным Фигаро или Мефистофелем классического оперного репертуара. То есть именно на Магомаева мог бы указать советский доктор Франкенштейн и заявить: вы говорите — несбыточная грёза, нереальный проект? Так вот же — Магомаев! Мы говорили о необходимости слияния национального с интернациональным без потери национального своеобразия культуры, милости просим — русскоговорящий азербайджанец, поющий песню итальянских партизан. Мы говорили — надо просвещать народ лучшими образцами классики, пожалуйста — Магомаев поёт Россини для миллионов. Он воспевает с равной силой Москву и Баку. Он любим всей нашей новой исторической общностью — советским народом!