Я смотрю на Егора тайком.
Он сидит так близко к своей черноволосой Вике, и пальцы ее требовательно держатся за его пиджак, настойчиво и даже немного бесстыдно.
Мне бы отвернуться, но я жадно ловлю каждое движение Егора, жаль, только лица его отсюда не разглядеть.
Мне так сильно хочется знать, что творится сейчас в его голове, о чем он думает вообще, но он остается для меня загадкой.
А еще где-то в глубине души прячется страх, что сейчас они придут с Викой за руку, точно так же, как шел Егор пару минут назад со мной, откроют дверь и скажут — иди, Ева, на все четыре стороны, мы передумали.
Потому что я не знаю, куда идти, не знаю, что делать.
И все, что мне нужно — небольшая передышка. И надежное плечо.
Когда Егор поднимается, я отворачиваюсь тут же. Не хочу, чтобы он думал, будто я за ним слежу.
Ерзаю на сиденье, оттягиваю упирающийся в живот ремень безопасности и смотрю на панель приборов.
Он садится молча, громко хлопает дверью. Без Вики.
Без настроения.
Мне хочется спросить его — и вправду ли я поеду к нему домой? А как же мой дом? Мои вещи, моя тетя?
Но молчу, неловко избегая его взгляда. Егор выезжает со стоянки излишне резко, я ойкаю, хватаясь за ручку, когда мы лихо входим в поворот.
— Извини, — вполне мирно произносит он, и я киваю только.
Двор, в который заезжает Баринов, я почти не узнаю.
Я была здесь один-единственный раз, в начале весны. Шел снег, мокрый, липкий, и все вокруг было белое-белое.
А сейчас во дворе цветет раскидистая липа, разбиты аккуратные палисадники и на самокатах по детской площадке носятся наперегонки дети.
Я смотрю на них, как зачарованная, особенно на мальчишку лет трех, в модной кепке с прямым козырьком, в джинсах и кроссовках. Он так ловко едет, отталкиваясь от земли, колеса самоката светятся разноцветными огнями, а мальчишка заливисто смеется.
Ощущаю, как лениво перемещается с места на место сын и тихонько похлопываю его по выступающей точке на животе.
И только потом оборачиваюсь на Егора.
Он смотрит на мой живот, на мою ладонь, покоящуюся поверх платья, и лицо его выглядит выглядит застывшим, окаменелым словно.
А мне как-то неловко становится оттого, что он застал этот интимный момент моей с сыном связи.
Но ведь Баринов — его отец. И ему рано или поздно придется познакомиться с ним ближе. Хотя бы для того, чтобы мой сын знал, что у него есть отец.