Я пыталась уже рукой расцепить пальцы мужчины, что крепко схватились в меня. Но он стоял каменной стеной, совершенно не обращая внимания на мои попытки освободиться.
— Дяденька солдат, отпустите меня, тетка не правду сказала. Девица я, и жених у меня есть, — взмолилась я, наконец, понимая, что ни на что хорошее они меня не возьмут, а рассказов, как мужики с бабами поступают, наслышалась.
Видимо, на радостях, Ита вынесла солдатам еще холщовый мешок с хлебом и сыром, и она уже улыбалась. Отдала меня на растерзание мужикам и улыбается!
— Будь ты проклята! — выпалила я ей. — Пусть никогда не увидишь ты ни богатства, ни счастья. Закончишь дни свои нищей побирушкой!
Поверила моим словам! Побледнела, попятилась, а потом быстро скрылась в доме, а меня подхватили сильные руки, закинули себе на широкое мужское плечо, и со смехом, показавшимся мне жутким, вынесли со двора. На улице я слышала голоса людей, кто-то даже спросил обо мне, мол, куда Килли потащили, но никто не заступился, не попытался вырвать. Я висела головой вниз и видела только спину солдата, да его сапоги. Барабанила кулаками в эту широкую, будто железную, спину, но меня, пронеся с десяток шагов, хлопнули ладонью по попе и бросили с плеча в телегу, рядом с поросенком, который повизгивал. Похоже, визжала и я.
— Да замолчи, ты! — прикрикнул садившийся в телегу солдат. — Прокатимся немного, а потом иди куда хочешь.
Паника! Меня накрыла паника. Я пыталась подняться, выскочить из повозки, но мои попытки были тщетными. Меня просто толкали, и я вновь падала, а когда мужчинам это надоело, связали теми же ремнями, что стреноживали порося.
Телега уже выехала за пределы деревни в сторону тракта. Судя по крикам и разговорам мужчин, повозок было несколько. Я уже не билась и не кричала, только уткнулась в теплый бок свинки и плакала. Я представляла, что меня ждет и для чего меня забрали с собой солдаты. У нас в селе жила женщина, которую на тракте изнасиловали обозники. И пусть вины её в этом не было, но от неё отвернулся муж, который просто выгнал потерявшую разум жену из дома. Её приняли родители, и несколько лет горемычная бродила по селу, никого не узнавая, а потом её нашли в реке. То ли утонула случайно, то ли покончила с жизнью, бросившись в воду. Вспомнив её, снова забилась в беззвучном плаче. За что?!
Лежать связанной было неудобно, вскоре заломило руки, кожаные ремни впились в кожу. Но это ли самое страшное? Видимо, увидев, что я рассматриваю свои путы, один из солдат, что сидел в телеге, развязал их, а потом одним рыком посадил рядом с собой. И тут я увидела море мужчин в военной форме, едущих в повозках или идущих пешком нестройными колоннами в одну сторону по тракту. Откуда столько?