Триен повернулся к раненому.
— Нет, хотя был близок к тому.
— А вы не ангелы Триединой? Вы светитесь, — на лице мужчины ясно читалось благоговение, в глазах блестели слезы.
Триен замялся на мгновение, покачал головой:
— Это остаточное сияние целебных плетений. Но с божьей помощью ты поживешь ещё на этом свете. Лежи, не двигайся. Тебе сейчас нужен полный покой.
Он встал, подал мне руки.
— Попробуй. Я понимаю, что ноги затекли. Я удержу, если пошатнешься, — пообещал Триен.
И я знала, что это так. Что всегда могу положиться на него, довериться, что он убережет и от падения на пол, и от падения духом.
— Ты очень помогла сегодня, — снова обняв меня, сказал он. — И та магия, твой дар, который я почувствовал, прекрасен.
— Ты творил удивительное волшебство. И я очень рада, что стала его частью, — я нежно прижималась к Триену, и было совершенно все равно, смотрит человек или нет.
Мы долго так простояли, приходили в себя, ноги мерзко кололо, колени подгибались, но выпустить Триена из рук было выше моих сил. Казалось, и ему мысль разрушить объятия претила.
Во дворе собралось несколько десятков людей. К тем, кто принес раненого, пришли их родственники, принесли еду и воду. Подтянулись соседи, ведь происходило что-то необычное. Женщина, которая чуть не стала вдовой, бросилась к крыльцу, рухнула на колени и, сложив руки в молитвенном жесте, смотрела на Триена так, будто видела не человека, а Εго пророка-небожителя. В некоторой степени так и было, и не имело значения, какие именно боги и силы помогали Триену в ритуале.
— Он будет жить, — окончательный, веский вердикт, казалось, слышали и на дальнем конце улицы. И в тот же миг напряженная тишина хрупнула, взорвалась возгласами ликования.
Жена раненого упала Триену в ноги, разрыдалась. Он бережно поднял ее, приговаривая, что все самое страшное уже позади. Отец Триена поспешил сыну на помощь, по его просьбе вошел в дом, зажег свет.
— Нужны носилки и добровольцы, которые отнесут больного домой, — обведя взглядом толпу, сказал Триен. Тут же к крыльцу подошли трое мужчин, четвертый остался у калитки, показывая на припасенные носилки.
Меня поманила вниз мама Триена, накинула мне на плечи шерстяной плед:
— Он всегда после ритуалов мерзнет, — сказала она, обняв меня. — А ты ему помогала, поди, тоже продрогла.
Да, продрогла. И это особенно стало заметно сейчас, когда Триен занимался другими делами. Я поблагодарила, плотней закуталась в плед.
— Он объяснил, что ты от усталости можешь перекинуться ненароком, — понизив голос, сказала госпожа Льинна. — А тут народу полно. Им о таком знать не след. Давай-ка мы с тобой пойдем к Симорту и Каттиш, что скажешь, лисонька?