В воспоминании Нальяс сидел за столом с разными принадлежностями для артефакторики и задумчиво рассматривал небольшой предмет на ладони. Длинная золотая цепочка, стеклянные полоски трех оттенков зеленого перевивают пузырек с янтарной жидкостью, пробка подогнана плотно, оплетена золотистым заклинанием укрепления. Артефакт, чем бы он ни был, работал, по мнению Нальяса, совершенно неправильно.
— Это амулет стража, — пояснил стоящий рядом со мной призрак. — Такие выдавали только императорским телохранителям. Артефакты работали так же, как и «Семейное спокойствие», но не были ограничены временем и пространством. Страж постоянно чувствовал эмоции императора и, в случае необходимости, торопился на помощь.
— И чем же тебя насторожил этот амулет? — глядя на замершего в вязком времени совсем еще молодого Нальяса, уточнила я.
— Амулет мне сказал, что император голоден, — бесстрастно ответил призрак.
Я нахмурилась:
— Погоди… Император Ардир погиб! Амулет сломался?
Нальяс покачал головой.
— Я тоже так поначалу думал. Потому долго не знал, как подступиться к загадке. А два года спустя узнал, как зовут королеву Аролинга, жену Талааса. До того момента императрица Мадаис для меня была мертва. Из-за этого головоломка вдруг ожившего амулета, передававшего мне сильные, но довольно простые эмоции, оставалась неразрешенной.
Он лукаво улыбался, будто ждал, что я в любое мгновение сама найду ответ. Я сосредоточилась на амулете, на блеске янтарной жидкости, на словах о простых эмоциях…
— Принц Мирад, — выдохнула я. — Он — наследник Ардира? Поэтому амулет заработал?
— Да, — подтвердил Нальяс, явно довольный моей догадливостью. — Именно так. Осознав это, я с помощью дара Пророка проверил, что ребенок в безопасности и будет в безопасности некоторое время.
— Как мог сын императора быть в безопасности рядом с Талаасом, убийцей отца? — я с сомнением качала головой.
— Все довольно просто, — пожал плечами Нальяс. — Мальчиком особенно никто не интересовался. Маленький, еще ходить и говорить не умел. Уж тем более не мог никак проявить свой магический дар. Из-за проклятия сам-андрун Талаас боготворит Мадаис. Он ее в самом деле обожает, ценит больше жизни, и это никогда не изменится. Первые годы он восторженно считал Мирада своим сыном и защищал от всех невзгод.
— Но в какой-то момент у него возникли сомнения в отцовстве, — заметила я.
— Конечно, что вполне естественно, ведь с каждым днем Мирад все больше напоминал своего настоящего отца. Цвет глаз, цвет волос, стать, особенности ауры… Любовь к Мадаис еще удерживала Талааса от принятия необратимых решений, но Великая подсказала мне, что так будет продолжаться недолго.