На следующее утро у меня начались месячные, что не удивительно. Говорят, интенсивный секс приближает критические дни. Распаковывая новую упаковку таблеток, я только усмехнулась, вспоминая собственные мысли о том, что в эти сорок дней секс мне не светит.
Ох, светил. Еще как.
Впрочем, к вечеру, после тряской езды по бездорожью, я вернулась совсем убитая, учитывая свое состояние, так что рухнула на кровать, обмотавшись одеялом и сказала, что сегодня никаких танцев в моей кровати.
— Слава богу! — выдохнул Одинцов. — Высплюсь наконец-то.
— Ну да, в твоем возрасте надо и отдохнуть.
Он чуть не снес к чертям москитную сетку, когда влетел ко мне под защитный полог.
— Я предупреждал?
Следующие полчаса я расплачивалась за свой острый язык, а Одинцов доказывал, что он еще хоть куда. Только не знаю, кому. Наверное, себе.
Ума не приложу, почему его так цепляет разница в возрасте. Уж я-то точно давно поняла, что меня его возраст совсем не волнует. И не мне нужно доказывать, что даже в тридцать восемь он еще хоть куда.
И слонам ему тоже завидовать не нужно. Природа его более чем благосклонно одарила, и у него самого член настолько идеального размера, что каждое его проникновение, даже самое глубокое, заставляет меня поджимать пальчики на ногах от удовольствия.
Его вкус теперь навсегда ассоциировался у меня только с манго. Терпкий, мускусный, солоноватый, он все равно отзывался во рту сладостью, от которой я теряла голову. Желание кипело в моей крови только от его хриплых стонов и безграничного обожания в сапфировом взгляде, с каким он смотрел на мои губы. Словно я дарила ему самое лучшее наслаждение в целом мире, хотя именно эта наука давалась мне хуже всего.
Этой ночью мы действительно легли спать, но на следующий вечер, когда мы вернулись, приняли вместе душ. Ник настоял на презервативе. В эти дни он был невероятно нежен, осторожен и чувственен, и мое тело пело под его руками.
Я упиралась руками в крохотные квадраты белой плитки, пока он плавно входил в меня, снова и снова. Я была очень чувствительной, и ощущения, если он брал темп выше, все равно отдавались болью. Но он спрашивал, уточнял, а я наслаждалась тем, что он не из тех, у кого во время секса словно язык отнимался.
После, укутав меня в полотенце, он сам опять расчесал мои волосы, почти не причиняя боли. Я и не думала, что расческа в чужих руках может приносить столько удовольствия. Моя подруга Кристина любила, когда ее кто-то расчесывал, я же никогда не позволяла никому из чужих людей касаться моих волос, разве что в парикмахерской, но туда я ходила редко.