Это прозвучало как голосовая оплеуха. Хорошенькая такая. Очень отрезвляюще.
– Вы тоже ничего обо мне не знаете, – хмыкнула я. – Хотя можете думать иначе, вы ничего обо мне не знаете, магистр Альгор. Ровным счетом. Все, что нас связывало – мое желание узнать о том, что сейчас с Соней. Где она. Не пострадала ли. Но ваши условия для меня неприемлемы.
– Именно поэтому ты сейчас в моем платье.
Еще одна. Но эта уже попроще.
– Я в вашем платье исключительно потому, что платье, которое прислал Люциан, кто-то испортил, и у нас не осталось времени, чтобы найти что-то приличное. Вы считаете, что я с вами играю? – спокойно посмотрела ему в глаза. – Но это не так. Мне больше ничего от вас не нужно. Ни ваша помощь. Ни ваша сила. Ничего. Просто оставьте меня в покое.
Я едва успела договорить, когда на меня снова обрушился холод. Он исходил от него – так же, как тьма, которая сейчас вгрызалась в пространство. Действительно вгрызалась, я видела, как клубится черный дым и рассыпаются серебряные искры, наполненные крохотными искрами… молний. Черты лица Валентайна заострились, становясь даже не хищными, а потусторонними. Миг – и воздух под тьмой стал прозрачным, показывая мне…
Софья Драгунова. 14 июля 2003 – 12 августа 2021.
Любимой дочери.
И цветы. Цветы, столько цветов.
– Нет, – сдавленно прошептала я. – Нет. Нет.
Попятилась, не желая верить в то, что увидела.
– Это неправда. Ты лжешь!
Валентайн повел рукой, тьмы стало больше, как черный туман она заволокла кладбище, чтобы потом смениться новой картинкой: я увидела кухню. Ту самую кухню, которую видела во сне, где он мне показывал Соню. Только Сони на ней не было. Была ее мама. Уставшая, изможденная и постаревшая лет на двадцать, а рядом с ней сидела тетя Оля. Тетя Оля, которая почти с ней не общалась, несмотря на то, что мы с Соней были лучшими подругами. Они обе молчали. Пока Сонина мама, наконец, не произнесла:
– У тебя хотя бы еще есть надежда, – и расплакалась.
– Твое тело, не-Ленор, исчезло. Или попросту растворилось под ударом концентрированной темной магии, – Валентайн как будто зачитывал мне приговор, – что касается твоей Сони, она мертва.
Нет.
Не-ет.
Не может быть.
Одно движение его пальцев – и картинка развеялась, как тот сон. Вот только лучше бы она была сном! Лучше бы это все было сном, потому что я вдруг почувствовала, как внутри меня что-то рвется. Резко, остро, вскрывая сосуды и нервы, срывая последние предохранители.
– Не-ет! – зарычала я. – Ты лжешь! Лжешь! Лжешь! Ты лжешь!!!!!
Я колотила по его груди так яростно, словно хотела выбить из него признание, что все это ложь. Не может Соня умереть! Ее не может не быть! Не может, не может, не может!