27. Бесчувственный с горящим взором
Может, все не так уж и плохо, как я считаю? А вдруг Пашка действительно в меня влюблен? Интересно, с какого периода? Недавно? С университета? Со школы? С детского сада? А дети в этом возрасте вообще понимают, что такое любовь, или для них это только игра?
А если любил, то почему не признавался и терпел моих «Валер, Саш, Сереж, Олегов и прочих»? Стоп. Не было у меня никакого Валеры. Саша же первым был… Он даже не смог запомнить имена моих бывших? Наугад называл? Так почему же ничего не предпринимал? Смущался? Ой, это так мило…
А Славин умеет смущаться?
Интересно, как он целуется… Наверняка хорошо, опыт-то у него в несколько раз превышает мой. А когда я в последний раз целовалась? А вдруг забыла, как это делается?
— Бр-р, — помотала головой и поспешно побрызгала водой в лицо.
Стоп, Юля. Ты сейчас размечтаешься, а потом разочаровываться будет так же больно, как во время выпускного. Снова перекрашиваться придется, а волосы до каре обстригать. Ты этого хочешь? Нет, я только нашла баланс между секущимися кончиками и отращиванием длины.
Это же Славин. Он не умеет смущаться. Если ему что-то надо, он идет и берет. Значит, до момента моего тридцатилетнего кризиса ему не надо было. А меня позиция: «Так и быть, могу жениться, раз для тебя это так критично» — категорически не устраивает.
Пашка же прямой и твердолобый, как доска! И что такое «романтика», он знает лишь понаслышке. От него не дождешься лишнего букета без повода или комплимента наутро. Он скорее предупредит меня о прыще на спине или задравшейся юбке. Ну уж нет. Терпеть его в качестве друга — это одно, но возлюбленный мне такой не нужен.
Снова разложив все по полочкам в голове и в мыслях, в которых начался настоящий кавардак, стоило Славину меня немного погладить по шерстке, а также переодевшись в чистое летнее, пусть и устаревшее платьице, я вышла из ванной комнаты. Паша крепко спал и никакими раздумьями, в отличие от меня, не мучился. Говорю же: доска бесчувственная!
Выглядел он действительно очень усталым, поэтому будить его стало жаль. Решив, что пусть спит, пока я занимаюсь распаковкой чемодана, присела перед развернутым кейсом и принялась перебирать присланные заботливой материнской рукой вещи. Мама постаралась на славу и упаковала, наверное, весь мой летний гардероб, не учтя, что из чего-то я давно выросла, а что-то на мне болталось, как на вешалке. Мои новенькие платья и сарафаны где-то путешествовали, а я оказалась перед своим старым гардеробом преимущественно университетского периода. Налезало на меня из этого многое, но выглядела я в коротких юбочках с кружевами и принтом с бабочками как молодая студентка, а не тридцатилетняя тетка. Но выбора не было: эти наряды все равно были лучше того, в котором я вчера смешила гостей отеля.