Но еще мне просто было противно. Мать представила богам своего супруга до того, как вышел траур по отцу. И помогала ей в этом продажная столичная сестра. С тех пор двери нашего храма закрылись перед леди Фоули-Штоттен. Почему у нее осталась прежняя фамилия? О, потому что она вовремя передумала и не довела церемонию до конца. А то бы пришлось из обжитого замка съезжать в старый дом.
— В любом случае, мое поведение можно списать на мое же задание, — я поправила косу, — быть хуже всех.
Подмигнув Тине, я вышла из гостиной и решительно направилась в сторону широкой мраморной террасы.
— Ты не туда свернула, — со мной рядом трусил Гамильтон.
— Откуда ты знаешь? — удивилась я.
— Когда твоя магия засыпает, я чувствую тебя так, как и положено чувствовать настоящему компаньону, — напомнил пес.
А я только вздохнула, понимая, что ему со мной нелегко.
Гамильтон вывел меня к террасе, где…
— Вы?! Что вы здесь делаете?
Это мы выдохнули в унисон, но мне еще было что сказать:
— Как вам удалось так быстро вернуться из Иль-доратана?!
— Да уж не вашими стараниями, — усмехнулся мужчина. — Мне больше интересно, чем вы здесь занимаетесь.
— Уж прошу простить, — сощурилась я, — но вас это никоим образом не касается.
— Очень даже касается, — он уже не усмехался, а откровенно смеялся, — должен же я как-то подстраховаться!
— От чего?
— Вы, юная леди, совсем политикой не интересуетесь, да? Точнее, не интересуетесь внешностью политиков?
Я независимо пожала плечами:
— У нас дома целая портретная галерея, посвященная семье Правителя. Там есть портрет прежнего главы государства и нынешнего. Рисовал наш лучший художник.
«Лучший, потому что единственный», добавила я про себя и поспешила продолжить:
— Правда, миниатюры были подпорчены, но к ним прилагалось словесное описание.
Мужчина заливисто расхохотался:
— Словесное?!
Гамильтон вел себя подозрительно тихо, но… Я никак не могла отвлечься от разговора этим знакомым незнакомцем.
— Я не клоун, — сощурилась я и зажгла на пальцах искристые огоньки, — могу проклясть, да с условием.
— С условием это серьезно, — он успокоился, — позвольте представится — Кристоф Ландеберт Рентийский, Правитель Азайи. Или, как вы любезно отметили, полу-правитель.
Ой.
— А вы, я так понимаю, злопамятный, — нервно улыбнулась я и убрала руки за спину.
— Нет, но должность не позволяет забывать неосторожные слова, — он прищурился, — как туфельки, удобные были?
— Очень и до сих пор не стали тряпочками, — я решила, что мне необходимо сказать ему что-то хорошее, чтобы перебить все плохое, — вы на удивление очень сильны.