Юрий рубанул правду, как ее видел, продолжая крепко обнимать Софью. И решился сказать жене потаенные мысли:
— Я не дам здесь крепостничество установить, более того — хочу добиться, чтобы во всем московском царстве Юрьев день снова ввели повсеместно — нельзя смердов на положение холопов переводить!
— Им токмо переход к новым владельцам запрещен, муж мой, какие они холопы сейчас?
— Будут ими — процесс уже пошел. К тому же бояре и дворяне с жильцами хотят не поместья от приказа получать, а вотчины. А из последних крестьянам не выйти уже — вначале владельцы им все права урежут, потом поборами обложат, а со временем и на холопское положение переведут. А через срок и продавать начнут — уже сейчас о том мечтают. Разве не так, Софушка? Ты же бояр получше меня знаешь!
Жена замерла в его объятиях, ничего не произнеся в ответ. Но Юрий не сомневался, что молодая женщина сейчас просчитывает различные варианты — умом ее господь не обидел.
— Народец от них в наши земли бежит, Софа! А это боярам не нравится зело. Потому Разину удалось народ на бунт поднять так легко. И разбили его с трудами великими. А теперь представь что будет, если мы лоб в лоб столкнемся. Дойдут мои стрельцы до Москвы, или нет?!
Прокатившуюся по женскому телу дрожь Юрий почувствовал моментально, а потому сразу успокоил жену:
— Воевать с Федором я не буду! Наоборот, поддержу твоего брата всеми силами! Знаю от князя Голицына, что реформы в Москве замысли великие — отмену местничества хотят провести и разрядные книги сжечь. Но знатным родам это сильно не понравится — и опорой им станет патриарх, вдовствующая царица с малолетним царевичем Петром.
Но стоит ввести Юрьев день, как брат твой подорвет силу боярства, и тем самым сведет на нет любую возможность войны со мной, буде бояре захотят ее начать. Но перед этим они твоего брата отравят и Петрушку на трон возведут, и шапкой Мономаха сего отрока увенчают!
И вот тогда бойня начнется — ибо нам с тобой, и деткам нашим, что в чреве своем ты носить будешь, вот здесь…
Юрий поднялся с ложа, откинул с жены соболье одеяло. И стал нежно целовать живот — Софья застонала, крепко схватила его руками, и они оба не стали сопротивляться охватившей их страсти…
Прошло немало времени, когда бешеный перестук сердец успокоился, и у супругов появилась возможность мыслить. И Галицкий хриплым голосом закончил недосказанное:
— Нам с тобой не жить на белом свете, Софушка, и нашим деткам тоже. В холопы к Петру не пойду, и челом ему бить не буду. Воевать будем люто! И вот тогда или с нами покончат, или мы врагов своих под нож пустим. Иного выбора у нас просто нет!