— Ты серьезно это все сейчас? Кнут подкинул тебе «перо»?
— Да тише ты! — шиплю и осматриваюсь по сторонам. — Можешь так не орать!
Мы сидим с Маринкой в кафе на третьем этаже торгового центра, допивая по второму стакану низкокалорийной колы. Так же на эмоциях плюнули на вечную диету и заказали по огромному куску мексиканской пиццы с колбасками пепперони и перцем халапеньо.
— Вчера столько колорий на эмоциях потеряли. Разок можно!
С подобным аргументом не поспоришь. Пицца ушла в момент; оставив на тарелке только обгрызанные корки, обсуждаем события вчерашнего вечера. И сейчас, при свете дня, жарясь в лучах послеполуденного солнца, слушая лязганье столовых приборов, тихую музыку и треп посетителей, кажется, что все это случилось не со мной, а произошло в каком-то остросюжетном фильме.
— Да, представляешь — подкинул! И сказал еще, что это не его. Как только наглости хватило!
— Слушай… а может, правда, не его?
Смотрю на Маринку как на какую-то чокнутую.
— Ты меня просто поражаешь, Некрасова. Ты часто носишь с собой чужие окровавленные ножи? Понятное дело, что его, просто не хотел палиться перед полицейскими. Выгораживал свой зад, подставив под обстрел мой.
— Я не оправдываю его поступок, конечно, но понять его можно. Маш, ну тебя бы реально обыскивать не стали, он это знал. И ты это знаешь. Да даже если, допустим, нашли бы у тебя этот нож, ну ничего бы тебе не было, давай по-чесноку. А вот ему…
— Я чего-то не пойму, то есть, хочешь сказать, что это я плохая? — злюсь. — Я твоя подруга, а Кнут… шизик! Нормальные люди не носят с собой оружие! И не важно, чье оно! А на этом ноже была кровь.
— Ты же говорила, что он ранен был.
— Хочешь сказать, что он сам себя порезал и нож в карман спрятал?! Ну чего ты городишь, не беси! — пихаю в рот трубочку и с отвратительным звуком допиваю колу. Талия мне потом спасибо за это не скажет, но я дико раздражена и хочу заесть психоз чем-то вредным. Или хотя бы запить.
Если отбросить эмоции — да, Маринка права, но это не оправдывает его поступок! Он мог меня подставить! Да, он спас меня как-то поздно ночью от ушлепков, да и вчера вроде как помог — вытащил из толпы, но это все ничтожная малость по сравнению с тем, кто он и что творит.
— Слушай, Свиблова, а раз он такой плохой, почему ты отцу про него ничего не рассказала? — хитро щурится Некрасова, отщипывая краешек корочки. Бросает в рот тесто и, сложив руки на груди, откидывается на спинку стула: — Ведь ты могла. И про то, что код подобрал к двери, и про нож, и про ту самую первую ночь. Все могла рассказать и от себя еще прибавить. Но не сделала этого. Признавайся, — подается вперед, — запала на плохиша?