- Я клянусь тебе, что никогда в жизни не причиню вам страданий,- серьезно говорит Тагир, пристально глядя в глаза ребенка. И чувствую невидимую связь, образовавшуюся между двумя мужчинами: большим, просто огромным и маленьким, но бесконечно мудрым и сильным. Ну вот и все.
- Хорошо,- перед нами снова простой ребенок, болтающий ногой и жующий бутерброд. Но моя жизнь ровно минуту назад сделала последний крутой вираж.
Эх, Егоров. Ты был мне так нужен. И сейчас я просто теряю связь с тобой. Словно кто – то невидимый рубит этот гордиев узел волшебным колуном.
И нет возможности остановить этот катящийся в тар – тарары мир. Мой мир без тебя. Я привыкну. Наверное.
*********
Открывать глаза не хотелось. Егоров слушал противный писк монитора, доводящий до оскомины, до безумия. Беросов не дал ему сдохнуть, какая ирония. И ненависть к этому запутавшемуся в своих играх зверю у Василия странным образом испарилось. Он не любил вспоминать прошлое. Ненавидел. Но именно сегодня воспоминания, словно вражеские захватчики лезли изо всех закоулков подсознания, кривляясь и глумясь.
Столько воды утекло с тех по, как Тагир Беросов объявил его своим личным врагом? Семь –восемь, это уже не важно. Этот горячий салага всегда был непослушным, своевольным, не подчиняющимся приказам. Он был настоящим воином.
В тот далекий грозовой день Василий не пустил его на задание. Не потому что сомневался в Беросове. Нет. Тот был одним из лучших в роте. Предстояло брать командира боевиков засевшего в ущелье. Он просто не мог отправить своего бойца, ставшего ему почти родным, не имел морального права, после того, как узнал, кто окопался в каменном аду. У храброго Василия не хватило духу сказать Барсу кому подписан смертный приговор. Он трусливо смолчал, что они идут за душой Тиграна Беросова, и приговор обжалованию не подлежит.
Василий вздрогнул. Почувствовав движение рядом. Вынырнул из воспоминаний, как из ледяного омута. Прибор над головой разразился яростным писком.
- Пап, позови врача,- капризный голосок Машки, полный недовольства и слез.- Вась, ты слышишь меня? Господи, как ты меня напугал. Чертов придурок. Свалить хотел?
Егоров открыл глаза, уставился на холеное личико супруги, и смог рассмотреть слезинки повисшие на нереально долгих и искусственных ресницах. Красивая, холеная, холодная. Не такая, как та, что не дала ему сдохнуть.
- Хотел,- прохрипел Василий. – И сейчас хочу. Маш, не нужно,- поморщился, почувствовав прикосновение ледяных губ к щеке.- Я так устал.