– Кто-нибудь! Помогите, пожалуйста!
Слава богу, в конце коридора появился спешащий доктор, принимавший у неё роды, и милая Ася. Увидав Алёну Огурцову, они припустили бегом.
– Помогите! Сотворит с собой греховное!
Когда Белозерский ворвался в палату, было поздно. Таня Денисова, шестнадцати лет, лежала на полу, в сонную артерию опытной сильной рукой прядильщицы был воткнут зонд. Алая кровь быстро вытекала, пульсируя. Он бросился к девочке, не понимая, почему так шумно, будто чаек напугали пушечным выстрелом. Это страшно кричала Ася. Не от вида крови, всё-таки она была сестрой милосердия. Так кричат добрые хорошие нелепые люди, когда кто-то погибает по их вине.
Таня Денисова ничего не слышала, но перед тем, как сознание окончательно покинуло её, к ней спустился ангел, на сей раз это был правильный ангел, молодой и красивый. Мужчина. Он поцеловал её перед тем, как унести на небеса.
Спасти агонизирующую Денисову не вышло. Белозерского с трудом оттащили от трупа. Несмотря на юношеское изящество, силён он был, как отец, по-медвежьи. Ася лежала на полу, лишившись чувств. Шокированная Огурцова, застыв на месте, заворожённо созерцала лужу крови под девочкой, убившей себя. Кравченко наконец смог вывернуть руки молодого ординатора за спину, повторяя:
– Всё, Саша, всё!
Матрёна Ивановна увела Огурцову за ширму. Студенты бросились приводить Асю в чувство. Хохлов подошёл к телу Денисовой, проверил пульс. Всё было кончено. Он увидел зонд на полу. После суматохи и шума наступила зловещая тишина. Страшнее схлынувшей бури было то спокойствие, с которым Алексей Фёдорович поинтересовался:
– Откуда здесь инструмент, извольте мне объяснить.
– Это я оставила столик… Это я… я убила её!
Студенты мимо воли отшатнулись от Аси, пришедшей в себя.
– Ясно! – коротко проговорил профессор.
– Кровь тёплая… Кровь тёплая… – шептал Белозерский. – Она живая! – взревел он и вырвался от Владимира Сергеевича.
Фельдшер и студенты оттаскивали его от трупа в полнейшей тишине.
Профессор, не шелохнувшись, всё так же сидел на корточках и смотрел в пол.
Ася с бессмысленной надеждой не отрывала взгляда от перемазанного кровью Александра Николаевича, исступлённо старавшегося вернуть в тело Денисовой покинувшую его жизнь.
Казалось, мир остановился, зачарованный восковыми фигурами своих подопечных.
За ширмой требовательно заревел младенец.
Мир вздрогнул. И в следующий миг привычно наполнился движущимися картинками реальности.
Через четверть часа Белозерский, умытый и переодетый в чистое, сидел в кабинете профессора. Хохлов был мрачен и спокоен. Таковой настрой ранее бы перепугал ученика, но сейчас молодой ординатор пребывал в прострации.