– Вы самовольно покинули клинику, господин Белозерский, хотя курируемая вами родильница в раннем послеродовом периоде после весьма непростого родоразрешения. Да ещё и… Но раз уж вы вернулись, извольте пойти и сообщить ей о смерти мужа.
Белозерский посмотрел на профессора, силясь понять, о чём он говорит. Александр Николаевич был оглушён, всё доходило как через толщу. Пока смерть была параграфом учебника, частью обучения в клинике – она была абстрактной, чужой. Событием, которое не ты привёл, не ты передал полномочия распоряжаться человеком, мгновение прежде наделённым душой… Саша не мог осмыслить и, следовательно, принять.
– Смерть, смерть и смерть! Неотъемлемая часть. Жизни обыденной. И жизни профессиональной. Профессионально противостоять! Профессионально понимать и принимать! И профессионально извещать о смерти! Только не перепутай себя с архангелом Гавриилом! Вы, молодой человек, не вестник смерти! Вы всего лишь обязаны уметь преподнести факт! Обязаны! Учитесь этому.
– Алексей Фёдорович, я не смог её спасти!
– Никто бы не смог! Теперь идите, делайте свою работу. Если вам нужно время для бесплодного самобичевания – вы не то ремесло выбрали. Или трудитесь, или уходите! Потому что дальше, Саша, будет хуже.
Белозерский поднялся. Неизбывная горечь, мелькнувшая в его глазах, заставила профессора мысленно отмахнуться от собственных чувств. «Нет, это ещё не становление профессионала, – думал он, провожая взглядом ссутулившуюся спину ученика, постаревшего вмиг, казалось, лет на десять. – Чувство вины и ощущение немощности – лишь этапы на этом пути. Важные этапы. Необходимые».
Подойдя к палате, где всего полчаса назад он пытался… Нет. Александр Николаевич заставил себя не думать об этом. Сейчас стояла другая задача. Собравшись с духом, оправив халат, и без того безупречно сидящий на нём, он толкнул дверь…
Всё уже было прибрано и отмыто. Так это бывает в клиниках, рутинная метода. Ходячие пациенты, любившие перекурить на заднем дворе за-ради поболтать с Иваном Ильичом, удивительно умевшим врачевать простые души, частенько интересовались у него: как он думает, чего будет после смерти-то? «Чего-чего! Постелю твою перестелют и нового покладут, вот чего!» Эта грубоватая с виду констатация имела колоссальный терапевтический эффект, что частенько подтверждалось понимающим смешком, а то и вовсе хохотом. Глава клиники, профессор Хохлов, хотя формально и не одобрял эти сборища вокруг госпитального извозчика, но от души старался изыскать средства и премировать Ивана Ильича, справедливо полагая его добрым духом клиники «Община Св. Георгия». Природный крестьянин Иван Ильич нашёл бы нужные слова, чтобы сообщить Алёне Огурцовой о смерти супруга. Но этому должен научиться врач Александр Николаевич Белозерский.