В гостиной между ними возникла некоторая неловкая церемонность. Николай Александрович всё никак не мог придумать, какую бы назвать цель визита. Веру это, по всей очевидности, не интересовало. Тем больше ему хотелось эту цель обозначить.
– Не хотите ли выпить, Николай Александрович? Присаживайтесь. Что вы всё прохаживаетесь?
– Да? О, простите! Задумался. Я когда задумываюсь…
– Более никого и ничего вокруг не существует, и любое помещение становится интернированной сущностью вашего сознания. Известное мне состояние, не конфузьтесь! Так что насчёт выпить?
Белозерский присел к столу.
В гостиную на культях вошёл Георгий с подносом. На подносе стояли посуда и приборы, положенные к чаепитию. Георгий медленно продвигался к столу под холодным взглядом Веры. Николай Александрович, человек неподготовленный, к тому же невероятно сострадательный, немедленно подскочил.
– Позвольте, я вам помогу, Георгий Романович!
– Не смейте, господин Белозерский! – резко и отрывисто скомандовала Вера.
Николай Александрович немедленно осел, безотчётно подчинившись её властному тону. Он сам командовал огромным производством и не склонен был подчиняться. Но эта женщина умела так устроить, что мысли о неподчинении не возникало. Опомнившись, он всё-таки стал сверлить княгиню взглядом, семафорящим: «Что ты творишь?!» Но она не смотрела на купца, она сосредоточила взгляд на инвалиде, мучительно бредущем на культях с непосильной – это выглядело именно так – ношей. Смотрела надменно, без малейшего сочувствия.
Георгий добрался до стола. Водрузил поднос на стул. Взобрался на соседний. Поставил поднос на стол. Водрузил чайник. Сервировал, подпихивая чашки с блюдцами туда, куда рукой не мог дотянуться. Всё это в напряжённой тишине. Причём напряжение создавал Николай Александрович. У Георгия на лице застыла маска. Не то страдания, не то презрения. Вспотел он, впрочем, нешуточно. Завершив первый акт, достал тряпицу и утёр ею пот. Затем проделал всё в обратной последовательности и покинул гостиную.
Вера взяла стул, приставила его к буфету, достала с верхотуры ключ, открыла буфет, взяла бутылку коньяка и разлила две приличных порции по бокалам. Наблюдая её странные упражнения, Николай Александрович выдавил укоризненно:
– Вера Игнатьевна! Что ж вы… он же калека…
– Вы бы, само собой, предпочли сорить деньгами. Вот в кого такие манеры у вашего очаровательного сынишки!
Она преподнесла бокал Белозерскому, отсалютовала ему и сделала щедрый глоток.
– В смысле?! – Николай Александрович отхлебнул не менее щедро, он как-то совсем выронил своего очаровательного сынишку из контекста.