– Поздно, остолоп! – прогрохотал Владимир Сергеевич.
– Ей-богу, неловко, ваши высокоблагородия! – перекрестился Прохор, но деньги, тем не менее, взял. Раз уж профессор на колени за них падал, то не уважить и вовсе грех.
– Благодарю тебя за Соню, благодарю! Как дядя, как брат, как твой учитель, как…
Хохлов не прекращал целовать Вере руки, она довела его до стола, усадила, наконец вырвала у него ладони и, не удержавшись, рассмеялась.
В коридоре золотарь прислонился к стеночке дух перевести. Пересчитал купюры, спрятал за пазуху. Выдохнул, перекрестился и ещё раз повторил мимо проходящему молодому мужчине в белом халате – это был Концевич, – исключительно потому, что хотелось поделиться:
– Батюшки святы, как неловко вышло, господин доктор! Я ж и подождать мог! А что ждать не пришлось, так инда лучше, вот оно как!
Дмитрий Петрович задержал дыхание и ускорил шаг.
– Фу ты ну ты! – скривился Прохор. И не поленился крикнуть вслед: – Из господ всё то же самое выпадает, не отличить! Господским и пахну!
После чего он со всем почтением перекрестился на двери профессорского кабинета, поклонился в пояс, напялил шапку и отчалил восвояси.
Вера шире распахнула окно.
– Не то чтобы я брезговала, но дух крепкий. Я, Алексей Фёдорович, не знала, что раненая – ваша племянница. Для меня все раненые равны.
– Но так вышло, что несчастье случилось именно с моей племянницей. И не кто иной, как ты оказалась рядом. И спасла её.
– Да-да… Откуда же это?… «Всё это неизбежно. Отдельные несчастья создают общее благо, так что чем больше таких несчастий, тем лучше!» – саркастично процитировала она.
– Что? – профессор ошарашенно уставился на Веру.
– Язвительный старик Вольтер, «Кандид, или Оптимизм». Княгиня изволила процитировать, – прокомментировал Кравченко.
– Она неисправима!
Хохлов вскочил со стула.
– Вера Игнатьевна, позволь представить тебе…
– Владимира Сергеевича Кравченко! – Вера договорила сама, подойдя к фельдшеру и протягивая ему руку. – Нет ни единого фронтового врача, не знакомого с доктором крейсера «Аврора» и его докладной запиской о состоянии медицинской и прочих служб на флоте! Горячая благодарность! От всех истинных патриотов России.
Кравченко не менее горячо пожал Вере руку.
– Мне стыдно за то, как с вами поступили, Владимир Сергеевич. Стыдно за себя.
– Вам стыдиться нечего. О ваших подвигах широко известно, ваш доклад не менее актуален…
– Меня не лишили заслуг, наград, врачебного звания.
– Вы всё-таки проходили по гражданскому ведомству, что не отменяет вашего военного героизма. А погоны для того и придуманы, чтобы их срывать, Вера Игнатьевна. Не корите себя.