Чья бы то ни было смерть, тем не менее, не останавливает жизни клиники. И строгая Матрёна Ивановна уже призвала Асю готовить операционную, грозно глянув на Кравченко и бросив злобный взгляд на Ивана Ильича.
– Посватайтесь к Анне Львовне, и дело с концом! – позволил себе вольность госпитальный извозчик, но лишь потому, что Кравченко протянул ему папиросу, улыбнулся, и вообще всё кругом представлялось ему отчего-то незатейливой жанровой картинкой, на которую весело смотреть.
Вера Игнатьевна ни о чём его не просила особо, зная, что, несмотря на всю якобы болтливость, Иван Ильич никому не проговорится о вчерашних вальсах. Удивительного чувства был человек. Не надо разбираться в медицине, чтобы понимать иные вещи. Надо разбираться в природе. В природе Иван Ильич разумел. И шепнул вчера княгине, что ежели его Клюкве настанет такой край, что ни один коновал не поможет, то он сам…
– Как же я посватаюсь, когда она меня не любит?
– Полюбит! Вы ей нравитесь, а этого достаточно! Матрёну Ивановну осчастливите. Ей наша Ася вроде дочки, токмо поздно досталась. Своих у Матрёны нет…
– Так, а ты чего к Матрёне не посватаешься? Вот и сострогали бы. Она не старая ещё.
– Да уж сорок годов есть!
Кравченко рассмеялся. Уж таким тоном Иван Ильич сказал про сорок годов.
– Тебе самому уже… сколько тебе? Пятьдесят?
– Пятьдесят шесть! – гордо ответил госпитальный извозчик, выглядевший для своих лет весьма и весьма неплохо.
– Ну вот! На шестнадцать лет её старше, а туда же: «уж!»
– Я старый бобыль, Владимир Сергеевич.
– Тебе же нравится Матрёна!
– Нравится. Но уж очень она… ядовитая!
– А ты подход найди. Ты ко всем подход имеешь.
Иван Ильич вздохнул.
– Лучше уж чёрта посватать!
– Да ты точно в неё влюблён! – улыбнулся Владимир Сергеевич.
– Вот уж не думал я, Владимир Сергеевич, от вас таких оскорблений дождаться! – с сердцем ответил извозчик и пошёл в конюшню.
Кравченко ласково посмотрел Ивану Ильичу вслед. Надо же! Кто бы мог вообразить!
– А ко мне, значит, можно соваться с советами? – смешливо крикнул он вслед.
Иван Ильич отмахнулся, не оборачиваясь.
Вере Игнатьевне доложили, что Алексей Семёнов скончался. Анна Львовна пришла в три часа ночи ввести морфий по листу назначений и обнаружила его бездыханным.
– Разумеется, рыдала! – не удержалась Вера.
– Рыдала! – рявкнула Матрёна. – Не все умеют, как ты и я!
– Даже мы с тобой умеем по-разному! – улыбнулась Вера и поцеловала старшую в висок.
Та, разумеется, немедленно оттаяла. И проворчала:
– Операционная готова.
Атмосфера в операционной вынудила Веру заявить:
– Дамы и господа, я осознаю, что вы преисполнены скорби по усопшему, но сейчас нам необходимо сосредоточиться на помощи ещё живому. А с такими похоронными… – у Веры чуть не вырвалось великое и могучее слово, не раз помогавшее на фронте, – физиономиями стоит окружать свежую могилу, вовсе не операционный стол!