Потому господин Ульянов, будучи видным, одним из первых лиц партии РСДРП, на нелегальном положении – совершенно спокойно выпивал и закусывал, разъезжал по дачам оказывавших ему покровительство господ и нимало не беспокоился. Прошлый год был проведён им в основном в Женеве, ещё и в Лондон смотался на Третий съезд РСДРП. В Российской империи провёл всего сорок пять дней. В этом году дела партии требовали более плотного присутствия – надо было готовиться к стокгольмскому съезду российской рабочей партии, писать статьи в газеты «Вперёд» и «Эхо», организовывать нелегальные собрания, спорить с Мартовым, дел было невпроворот.
Вот и сейчас компания, возглавляемая господином Ульяновым, автором книги «Развитие капитализма в России», о чём-то бурно спорила. И окажись здесь Сашка Белозерский, Концевич не преминул бы познакомить его с вождём, у которого талант убеждения был куда более выраженным, чем у самого Дмитрия Петровича. Последний, впрочем, в вожди не метил. У него в организации были свои цели и задачи. Харизма у этого невысокого человека была такова, что у купеческого сынка не успел бы возникнуть вопрос: «Отчего это заботники о простом русском мужике собираются не в трактире, а в самом что ни на есть буржуазном ресторане, более подходящем партии конституционных демократов?» Он бы щенка одним взглядом задавил, даже если бы недолго смотрел на него снизу вверх. Обыкновенно, пожав руку оппоненту, господин Ульянов тут же приглашал его присесть. И начинал говорить, говорить… Совсем в другой манере, не в той, в которой вещал с трибун. Впрочем, тоже отменно отработанной. Но не легла судьба так, чтобы Александру Николаевичу пришлось заботиться о всём рабочем народе.
Предметом его текущей заботы являлся сынишка рабочего, и не было ему никакого дела до мировой гармонии, ибо «весь мир познания не стоит тогда этих слёзок ребёночка»[23]. Первым делом Белозерский уложил Петю Зотова на секционный стол, застеленный чистой простынёй. Снял халат, сюртук, закатал рукава рубашки. Обнаружил подходящую цинковую лохань в подсобке. Её следовало наполнить льдом. Раскалывая большие кубы в леднике, он вёл диалог с собой:
– Чем живёт вирус бешенства, Александр Николаевич? Нервной системой, батенька. Кто император нервной системы, господин ординатор? Головной мозг. А если временно отключить большую часть функций мозга, будущий профессор Белозерский?… Смелее, смелее! – колун расшиб ещё один куб на ледяные фракции. – Организм успеет выработать достаточное количество антител!
Наполнив корыто льдом, он охладил физиологический раствор до тридцати трёх градусов. Уложив малыша, обёрнутого чистой простынёй, на лёд и установив ему внутривенную систему с холодным физраствором, Александр Николаевич достал из несессера флакон с мутной опалесцирующей жидкостью, набрал в шприц и ввёл малышу в спинномозговой канал. Странно, что потолок мертвецкой не разверзся и вмёрзший в льдину сатана не свалился ординатору на буйную голову. То, что он сейчас творил, казалось, нарушало все законы морали и нравственности.