– Запряжено, милости прошу, запрыгивайте!
Княгиня как была, в белом халате, в мгновение оказалась на козлах.
– Вы только…
– Мне твоя физическая сила нужна, а не советы и рекомендации! Ответственность на мне!
– Да не ответственности я боюсь! За вас переживаю, дура вы эдакая!
Иван Ильич хлестнул Клюкву, она аж головой тряхнула, глазом покосив. Не в его привычке это было.
– Пардонов просим, Ваше высокоблагородие! – язвительно повинился госпитальный извозчик не то перед кобылой, не то перед княгиней.
Через полчаса Вера Игнатьевна приволокла в прозекторскую невысокого пухлого господинчика лет пятидесяти. Он изо всех сил упирался, но ей и одной хватало сил его удерживать. Иван Ильич с хлыстом, впрочем, был рядом. На всякий случай. Возможно, дай ему волю, он бы поступил и покруче. Но то, что эта великолепная женщина так рискует, будучи не в силах обуять гнев… Будь на месте Ивана Ильича Авдей, он бы тоже поведение Веры не одобрил. Возмездие надо творить тихо.
На цинковом столике, предназначенном для инструментов, лежали тела цефалоторакопагов. Астахов вскрывал Катеньку. И делал это виртуозно, уважительно. Дело успокоило его. «Кажется, он и впрямь прирождённый патологоанатом», – промелькнуло у Веры.
– Это произвол! На каком основании?! – сдавленно хрипел господинчик. Княгиня ловко удерживала его за галстук.
– Ваши внуки, господин Аврутов!
Он зацепился каблуками, довольно высокими – компенсировали рост – за шероховатость пола, и сам был тому не рад, потому что бешеная баба тянула за галстук. Милосердный Иван Ильич наподдал ему под зад, и Аврутов полетел мордой в трупики под Верину реплику:
– Не желаете проститься с покойными?
И ещё дважды его приложила.
– Первого облобызайте, гадина! И второго, тварь!
В мертвецкую влетел Белозерский и стал оттаскивать Веру от Аврутова. Чтобы она действительно не придушила сволочь, безвольно повисшую от потери сознания.
– Вера, что ты творишь!
Опомнившись, княгиня выпустила сомлевшего Аврутова из рук. Иван Ильич было сделал движение – принять, как делает любой добрый человек, видя, что кто-то падает. Но окоротил себя. Господинчик крепко приложился головой о плиты прозекторской. Но он был в шляпе, это смягчило удар. И тут нежный Астахов, этот ласковый человечек, решивший уйти из медицины живых, вдруг начал пинать бессознательное полное тело господинчика.
Влетевший в морг Концевич легко остановил студента, успев шепнуть ему:
– Это не то! Не так! Их всех надо давить…
На некоторое время повисла пауза. Немая сцена. Разъятый труп слабоумной. Мёртвые цефалоторакопаги. Опустошённая Вера, смотрящая в никуда пустыми глазами. Придерживающий её за руку Белозерский, осознающий, что она этого не чувствует. Концевич, удерживающий Астахова. Отвратительный господин, поверженный на холодный пол.