Особенно прикипел к небесной красоты мальчику Порудоминский. За что подвергся осмеянию, впрочем, беззлобному, со стороны товарищей по секретной миссии. Он самостоятельно вызвался большую часть времени дежурить на посту. У студента меньше обязанностей, чем у ординаторов и среднего персонала. Чтобы его не упрекали в излишней чувствительности, вместо детских сказок и ласковых песенок Порудоминский нарезал по кругу довольно бездарное творение:
Однажды Купидона
Ужалила пчела
За то, что покушался
Из улья мёд унесть.
Малютка испугался,
Что пальчик весь распух;
Он землю бьёт с досады
И к матери бежит.
«Ах, маменька! взгляните,
– В слезах он говорит,
– Как маленькая, злая,
Крылатая змея
Мне палец укусила!
Я, право, чуть стерпел».
Венера, улыбнувшись,
Такой дала ответ:
«Амур! ты сам походишь
На дерзкую пчелу:
Хоть мал, но производишь
Александр Николаевич радостно поприветствовал инвалида:
– Здравия желаю, Георгий Романович! Как ваше ничего?
– Вот, Вера Игнатьевна к вашему батю шке с посылкой отправила.
Чуть нахмурившись на этих словах, но тут же просветлившись, – есть куда более важные заботы, папенька же средства на клинику выделяет, по делу наверняка! – Белозерский-младший подбежал к Георгию, пожал руку, чмокнул Василия Андреевича в щёку и понёсся к двери.
– Завтракать! – окликнул Василий.
– Не хочу! Папе приветы передавай!
И выскочил за дверь.
– Вот ведь! В одном доме – и приветы передавай. Но я смотрю, – Георгий оглядел холл и лестницу, – у вас тут можно годами мимо друг друга промахиваться!
Василий Андреевич самодовольно хмыкнул. То, что его любимец так тепло пожал руку инвалиду, добавило последнему плюсов в глазах преданного слуги.
– Прошу! Позавтракаем вместе!
– Экая честь! – желчно проворчал Георгий, двигая за Василием Андреевичем.
В течение следующего часа эти двое так спелись, будто с детства были дружны. Слава богу, такое ещё бывает.
Вера Игнатьевна вернулась в клинику раньше Александра Николаевича, хотя и она заглянула домой, отдала распоряжения Георгию, прежде проверив состояние его культей. Она зашла с парадного входа в мужском костюме, который как-то особенно шёл ей сегодня. Опасности, трудности и любовь мужчины всегда держали княгиню в потрясающей форме. Она не понимала, как иные женщины «её круга» не умирают от безделья. Впрочем, и умирали. Много раньше положенного. От ожирения, от надуманных болезней, становившихся вполне материальными от такого-то отношения, и от прочего подобного, что Вера иначе как смертью от безделья не называла. Без дела совсем освинячиться можно.