Спросонья он теряется и изумлённо смотрит на меня. Его тёмные глаза с оливковым отливом выглядят пугающе, но почему-то мне не страшно. Хотел бы причинить боль – уже надругался бы, времени было предостаточно.
– Спасибо! – благодарю я.
Я не перестаю это повторять, пока сдерживаемый долгими днями заточения страх не изливается в потоке моих горьких слёз.
Мужчина притягивает меня к себе, и мне кажется, в целом мире нет места безопаснее этого – на его широкой, твёрдой, как гранитная плита, груди.
Внезапно меня поражает осознание того, что воспитанным девушкам не пристало искать утешение в объятиях постороннего мужчины, и я отстраняюсь, скрывая неловкость.
– Извините. – дрожащим голосом говорю ему.
– Севиндж? Тебя так зовут? – шепчет он мне в лицо.
– Да, меня зовут Севиндж.
– А я – Тихон. – говорит мужчина. – Кушать хочешь?
– Очень.
– Хорошо. Сейчас будем ужинать. Или завтракать. Смотря, какое сейчас время суток.
Сейчас вечер, хочу сказать я. Но слова застряли где-то глубоко в горле. Я не могу скрыть улыбки, не могу отвести взгляда от его лица. Вовсе он не пугающий. Он… мужественный, горячий и настоящий.
Понимаю, как нелицеприятно эта картина выглядит со стороны – огромный, взрослый мужчина и маленькая, хрупкая девочка на его коленях, – и торопливо поднимаюсь, пряча глаза.
Он.
Девчоночка жадно набрасывается на еду. Как бы не стошнило. Она такая миниатюрная, ладная. Её щёки наливаются румянцем, глаза благодарно сияют.
– Спасибо, – улыбается она.
– Пожалуйста, – отвечаю.
Мне интересно услышать её историю, но торопить не стану. Сама расскажет, когда будет готова. Единственное, что хочу знать немедля, это её возраст, о чём и спрашиваю.
– Мне двадцать лет, скоро двадцать один, – она задумчиво считает что-то, – какое сегодня число?
– Двадцать шестое декабря, – отвечаю и зачем-то поясняю. – Новый год скоро.
– Новый год, – шепчет она и закусывает губу.
Думаю, опять сырость разведёт, но она берёт себя в руки и смотрит прямо мне в глаза. Прямо в душу.
– Тихон, а мы ёлку поставим?
Мы?.. Я рассчитывал, что она за пару дней оклемается. Придёт в себя, расскажет мне всё, и я решу, что делать дальше. Смотрю на неё, и как поступить, не знаю.
Девчонка мне в дочери годится, а мысли в голове рождает совсем не отцовские. И вообще… Не нужно мне проблем. Раз её похитили, значит, в розыске давно. Ещё, чего доброго, на меня повесят – кандидатура я подходящая.
– Вы же не выгоните меня? – спрашивает девчонка и кладёт свою маленькую ладошку на мою руку. – Я не могу пока… Пожалуйста.
Зараза! Смотрит на меня своими бездонными глазами, выкорчёвывая сердце плоскогубцами слов.