– Оставайся пока, – рассерженно кидаю, – а там видно будет.
Чувствую, не доведёт до добра моя бесхребетность. Нужно было оставить на вокзале на попечение ментов. Но дело сделано, сидит, вот, на меня смотрит и улыбается. Ладонь с руки не убирает. Словно на зуб пробует границы вседозволенности.
– В лес одна не ходи, заплутаешь. Волки там. Браконьеры. Всякое в лесу случиться может. Тропы все на одно похожи, не туда свернёшь – не смогу найти.
– Хорошо, Тихон, – вздыхает она.
– Помыть тебя надо бы, баню пойду разогрею, остыла уже.
Она краснеет и отводит взгляд. Словно я сам её мыть буду!
Выхожу из дома, тяжело дыша. Дурёха, сама не зная, будит во мне зверя голодного. Давно у меня женщины в руках не было, а в доме – никогда.
***
Нерешительно замираю за дверью. Нашёл полотенце почище да вещи поприличнее. Не может же она ходить завёрнутая в простыни.
Стучу. Слышу тихий шорох. Отпирает.
Пугливая. Прижимает к груди простыночку. Даже не думает, что лампа за спиной прекрасно просвечивает то, что надо. И что не надо – тоже.
Хмурюсь.
– На-ка тебе вещи кой-какие, что было. Уж не серчай, женских не водится. Но попробую раздобыть.
– Спасибо, – шепчет она. – Вы очень добры ко мне.
Протягивает руку. Миллиметр за миллиметром белая ткань открывает её молочное тело. Она не замечает. А я делаю вид, что не смотрю.
Берёт из моих рук стопку барахла и быстро закрывает дверь.
***
Почёсываю бороду, думая, как расположить лежанку на полу – чтобы подальше от неё.
Не хочу испытывать искушение, гладя на изгибы лежащего под одеялом женского тела. Хрупкого, несуразного, без пошлых выпуклостей и соблазнительных объемов, но такого манящего своей невинной красотой, островатыми да угловатыми линиями груди, бедёр, лопаток, с острыми ключицами и коленками и умопомрачительно длинными стройными ногами.
Дьяволица, что свалилась на мою голову, входит в дом и громко стучит башмаками друг об друга, стряхивая налипший снег. Снимает и аккуратно ставит на полку – рядом с моими. Вешает куртку. Еле достаёт до крючка. Приподнимается на кончиках пальцев. Мой свитер для неё, что платье, скрывает худое тело от шеи до колен. Подвёрнутые на несколько оборотов штаны сильно болтаются, так и норовя упасть.
– Спать ляжешь на кровати, – хмуро бросаю я.
Надоело смотреть – только дразнить разум да раззадоривать волю.
– А вы? – испуганно спрашивает, не глядя в глаза.
– А я – на полу, – выдыхаю в бороду. – Мне рано вставать, на обход пойду. А ты спи, из дома носа не кажи. Полкана с привязи сниму, мало ли что в моё отсутствие случиться может.
Она пугается.