Глаза Никоса горели — он был в привычной атмосфере боя и готов был броситься в опасную схватку, увлекая за собой друзей во имя будущего Греции.
— Друзья! — воскликнул он. — Вспомните, что говорил Ленин о первых большевиках на заре великих битв с таким же деспотизмом, как власть этих выскочек-полковников. Он говорил: нас мало, но мы идем плечом к плечу, рука об руку по трудной и опасной дороге. Идем, чтобы победить. И мы победим, друзья. А теперь пошли, послушаемся нашего храброго товарища Костаса, не будем зря рисковать.
Над скалой медленно, почти задевая верхушки деревьев, пролетел вертолет, за ним еще несколько. Они долго кружили над пятачком, где укрылись люди с радиостанцией. Еще несколько вертолетов облетели скалу со со стороны моря. Но с наступлением вечерних сумерек улетели. Их маршруты были обозначены на большой карте в кабинете полковника-заговорщика, который отвечал за военно-воздушные силы. Было ясно: те, кто пользовался радиостанцией после первого выхода в эфир, перебрались с моря на сушу. Полковник бросал иронично-укоризненные взгляды на человека, который уверенно докладывал, что такие неожиданные сюрпризы, как работа тайной радиостанции, практически исключены, а все потенциальные «возмутители спокойствия» были нейтрализованы, обезврежены… Теперь о спокойствии не может быть и речи: станция-невидимка разоблачила всю тайную механику операции «Прометей». Особенно опасным для заговорщиков был Никос Ставридис с его песнями и сообщениями. Казалось, что он предвосхитил события и теперь во всеоружии… Полковник подозрительно посмотрел на шефа тайной службы Ясона Пацакиса: не ведет ли тот двойную игру, не льет ли воду на мельницу тех, кто может совершить контрпереворот и взять власть в свои руки, удалив с политической сцены «черных полковников». А вдруг Пацакис заигрывает с левыми, как это иногда делал Цирис?
— Господин полковник, эта радиостанция, жалкие потуги которой похожи на укусы комара, будет уничтожена! — словно разгадав мысли подозрительного хозяина кабинета, решительно пообещал Пацакис. И, не отказав себе в удовольствии щелкнуть по носу этого выскочку, возомнившего себя крупными военным стратегом, ядовито продолжил: — И мы сделаем это безо всяких вертолетов и пеленгаторов. С вашего позволения, господин, полковник, я немедленно приступаю к решительным действиям, чтобы доложить господину премьеру и лично вам о трагической участи… писклявого комара.
Если бы маленький особняк около Булонского леса превратился в огромный дворец, то и тогда он не вместил бы всех, кто в апрельский день спешил сюда к своим друзьям-грекам, потрясенным новой трагедией на родине. Елена и Лулу в черных траурных одеждах встречали людей разных национальностей и общественного положения, благодарили за слова сочувствия и солидарности. Рядом с ними были гости, приехавшие в Париж на день рождения Елены, — мистер Джекобс, египтянка Арифа, итальянка Сильвана… Во всех газетах, на разных языках сообщалось о совершенном в Афинах перевороте, об арестах прогрессивных лиц, среди которых назывался и известный певец Никос Ставридис. Французская пресса давала подробные отчеты журналистов — непосредственных свидетелей этих событий в Греции, в частности в одной из газет сообщалось о неизвестной радиостанции, в передаче которой выступал певец, объявленный арестованным. Елене и Лулу очень хотелось верить, что Никос на свободе. Но на телефонные звонки из Парижа в доме Ставридисов никто не отвечал, а те, к кому удалось дозвониться, тоже говорили об аресте Никоса и его жены, на другие вопросы отвечали уклончиво.