Раздается первый аккорд… Это же «Мотылек»! Да, мотылек, легкокрылый, веселый мотылек маэстро Киприаниса, который в исполнении его ученика начал беспечно порхать по залу. Маэстро видит, как пальцы аккомпаниатора быстро летают по клавиатуре, слышит голос певца и ждет, когда с последней нотой погибнет мотылек, который бездумно летит на огонек. Маэстро замечает, что Никос никогда так не пел его, казалось бы, легковесную миниатюру. Мог ли профессор подозревать, сколько трагизма таилось в кажущейся бездумности его «Мотылька»? И как это мог почувствовать Никос? Зал опять взрывается овацией. Профессор Киприанис не удерживается от аплодисментов и посылает воздушный поцелуй своему ученику. И лишь после того как Никос уходит со сцены, взволнованный маэстро вспоминает о королеве. Он оглядывается и видит в ложе только Елену.
Никос Ставридис так и не был представлен королеве. За кулисами ему передали, что ее величество плохо себя почувствовала. О поездке Никоса Ставридиса в Парижскую консерваторию не было сказано ни слова.
…Отец Никоса был в дальнем плавании и не мог принять участия в маленьком торжестве по случаю успеха сына. За столом собрались родственники, друзья, соседи. Кому не хватило места, сидели на террасе, а сверстники Никоса устроились под деревьями. Костас и Хтония подносили им разные нехитрые угощения.
Сидели гости допоздна. Уже за воротами Фаэтон, безуспешно пытаясь встать на цыпочки, чтобы поцеловать рослого Никоса, спросил:
— Как ты этого «Мотылька», а? Раз, раз — и в огонь. Слышал я, как хлопали в зале.
И тут Хтония, весь вечер на удивление молчавшая, вдруг спросила:
— Это тот «Мотылек», который вместо «Прометея»? Девушка быстро взяла отца за руку и повела к своему дому. Никос долго смотрел им вслед. Он был озадачен словами Хтопии.
Мать, заметив, что Никос вернулся задумчивым, поинтересовалась, не устал ли он. Никос всем делился с матерью. Вот и сейчас он хотел спросить у неё, почему Хтония сказала на прощанье такие слова. Но заговорил о другом.
— Мама, тебе понравилось, как я сегодня пел парижскую балладу? — спросил Никос.
— Ты пел очень страстно, очень гневно, — улыбнулась мать. — Одним словом, было слишком много «очень». А как тебе самому показалось, сынок? Сам-то ты доволен?
Никос подошел к распахнутому окну. Ночной порт, с раннего утра и до позднего вечера полный шума и трудовой жизни, утих.
— Не знаю, мама, хорошо ли я пел, но сегодня я должен был петь только так.
В узкой полосе лунного света на улице показался человек. Никос узнал старого Андреаса. «Куда это он? — подумал Никос. — Может, что стряслось дома?» Андреас подошел к окну, по привычке потеребил бороду.