– Щур меня, щур, изыди Чернобог! – проговорил он с надрывом, делая невообразимые гримасы, словно уличный игрец.
Девушка шагнула к нему, вся подобравшись, точно лесная кошка перед прыжком.
– Почто чураешься, Турич? – спросила она, стараясь говорить, как можно спокойнее.
– Чернебоговых слуг изгоняю! – пояснил волхв, продолжая кривляться. – А ты, красавица, что здесь забыла?
– Больного навестить пришла.
– Ступай обратно! Теперь, вишь, меня позвали. Говорят, от твоей лечьбы никакой пользы нет.
– Как же это нет? – нахмурила брови Мурава. – Не видишь разве, лихорадка ушла, ожоги заживают. Теперь надо только ждать и продолжать лечить.
Волхв рассмеялся:
– Жди, жди! Так смерти и дождешься!
Он придвинул к себе плошку со снадобьем и, видимо не удовлетворившись его качеством, бросил туда два сваренных вкрутую яйца и принялся с остервенением растирать.
– Что делаешь, мудрейший? – с тревогой в голосе спросила Мурава.
– Ишь, какая любопытная! Все тебе расскажи. – поддразнил девицу волхв, продолжая помешивать. – Али сама не видишь? Снадобье доброе творю. Как готово будет – на язвы положу.
– А яйца зачем?
– А как же! В яйце сила великая. Оно дает жизнь!
– Да какая там жизнь! – тряхнула височными кольцами боярышня. – От них только гниль пойдет!
– Много ты понимаешь, боярская дочь! – бесцветные глаза волхва сверкнули в полутьме горницы. – Посмотрим еще, не случился ли от твоего лечения какой вред!
С легкостью удивительной для его лет Соловьиша Турич пересек комнату и, не обращая ни малейшего внимания ни на малыша Жданушку, который кричал от боли и вырывался, ни на Мураву, которая пыталась вмешаться, принялся безжалостно срывать повязки, ощупывая больного своими длинными, узловатыми пальцами.
Наконец, он повернулся к притаившейся в углу Любомире.
– Так я и думал! – произнес он нарочито громко. – Испортила ромейкина дочь твоего сына!
Любомира всплеснула руками и заквохтала, точно заполошная курица.
Мурава сжала маленькие кулачки.
– Попробуй, докажи! – произнесла она ледяным тоном.
– Зачем мне что-то доказывать? – выпустил из нижнего угла рта смешок Соловьиша Турич. – Я – волхв! Сами боги со мной говорят! Ежели сказал, испортила, значит, так оно и есть!
– Батюшка, Соловьиша Турич! – завопила Любомира. – Что ж теперь делать-то?
– Ничего, милая! Что-нибудь придумаем. Ты пойди Велесу дар отнеси, какой обещала. А я тут пока побуду. От малого твоего вред отведу.
Он зачерпнул немытой пятерней из плошки снадобье, от чего вонь в комнате сделалась просто невыносимой, и принялся обильно смазывать им начавшие уже подсыхать ожоги. Любомира смотрела на него, как зачарованная.