Мурава застонала, словно от мучительной боли.
– Пожалей малыша, Турич! – попыталась она образумить волхва. – Погубишь ведь не за что!
– Щур, Щур меня! – замахал руками волхв. – Изыди, Чернебог, рассейся ведьмино наважденье!
– Щур, щур, – вторила ему Любомира.
И только маленький Жданушка ничего не говорил. Он находился в глубоком забытьи.
***
Как это ни горько было признать, но Мурава оказалась права. Через пару дней по какой-то надобности на боярский двор зашел один из Маловых челядинцев. Он рассказал, что Жданушка снова горит в огнее, плачет, никого не узнает, повязки у него все время мокнут, вонь стоит такая, что весь дом пропах, а Соловьиша Турич говорит, что это порча выходит, требует для Велеса все новых и новых даров и рассказывает про Мураву и новгородских христиан такие вещи, что лучше не повторять.
Бедный Жданушка промучился недолго. Лечение волхва оказалось ему не по силам. Люди Вышаты Сытенича поняли, что все закончилось, когда над Маловой усадьбой вдруг поднялся разноголосый горестный вопль. Боярин приказал закрыть окна и быть настороже. Он беспокоился за Мураву.
Последние дни девица не покидала своей светелки и совсем ничего не ела. Жестокая лихоманка трепала ее тело белое, сушила красу девичью. Этот поединок боярская дочь проиграла, и верно какая-то часть ее самой осталась там, за чертой.
Вопли и причитания длились бесконечно долго, потом все стихло, и в воздухе повисла зловещая тишина.
– Что там у них? – заглянул поверх частокола на соседский двор долговязый Твердята. – Куда все подевались?
– На буевище пошли, – предположил дядька Нежиловец.
Верно, сложись все иначе, боярин и его люди непременно отправились бы к месту последнего пристанища несчастного малыша, отнесли разные занятные вещицы и игрушки, до которых он был так охоч. Нынче это выглядело неуместным.
Стоял сумрачный, не по-весеннему безликий день. Прилетевший с далекого варяжского моря ветер безжалостно гонял по серому небу косматые облака, пронизывая до костей. Вышата Сытенич молча мерил шагами двор. Стекавший с широких плеч водопадом застывшего свинца плотный суконный плащ нехотя шевелился в такт шагам, сивые брови над синими глазами были сурово сдвинуты.
Подошел дядька Нежиловец. Потоптался рядом, повздыхал.
– Может еще обойдется… – не особенно уверенно попытался он обнадежить боярина.
Не обошлось. Вышата Сытенич хотел уж уйти в дом, когда гулкий весенний воздух разнес над боярским подворьем тревожный стук: кто-то часто и настойчиво барабанил в ворота. Горожане, приходившие за помощью к Мураве, стучали иначе.