Сайгура водворили в каморку с решеткой вместо одной стены, это был скорее зверинец, приспособленный для содержания людей — много вот таких зарешёченных комнатушек, причём прямо напротив была стена, и вообще, его каморка располагалась так, что из неё не было видно соседей. А соседи были — иногда с разных сторон доносились голоса. В каморке имелись низкие нары и стол, и ни одной скамьи или табурета, чтобы, например, сесть к столу. На нарах лежали набитый соломой тюфяк и одеяло — уже роскошь. И, по правде говоря, убогость обстановки и даже «звериная» решётка пока не волновали. Чего бы ни добивался князь, помещая его в такой «гостевой покой», это было место для передышки. Дорога, пусть и «фейская», стараниями «хозяина» Фунира была изматывающей. Хотелось забиться в какую угодно нору, чтобы отдохнуть и восстановить силы. А дальше… дальше будет то, что будет.
Приказ князя выполнили — к Сайгуру явился лекарь. Это был старик, которого сопровождал паренёк лет тринадцати, который нёс в корзине флаконы с зельями, чистое полотно и всё прочее нужное. Сайгура старик пощупал, послушал пульс и даже заглянул ему в рот, после чего напоил горьковатым зельем, которое развёл в чашке. Рубцы от плети, а также ушибы и потертости, приобретённые в дороге, на которые сам Сайгур и не взглянул бы, лекарь осмотрел и смазал, кое-где перевязал. В конце строго сказал что-то по-мукаррански.
— Есть и спать, господин, — перевёл мальчик, поднимая корзинку.
А потом принесли еду, хорошую и сытную — глиняный горшочек с крышкой, в котором оказался наваристый суп, а также свежие лепешки, кусок запеченного мяса, сыр и варёные овощи. Этого всего было бы даже слишком много для его обычного обеда, но теперь оказалось не много, а в самый раз.
А потом Сайгур спал. Долго и крепко.
Пробуждение было внезапным — от зычного крика, железного грохота и тряски — его бесцеремонно затрясли за плечо. Он вскочил, отталкивая кого-то, бесцеремонного…
— Вставать, — ломано гаркнули в ухо, — ты одеваться! Мой князь ждать! — и кинули в Сайгура свёртком одежды.
Одежда оказалась по крайней мере чистой, пахла травой и мылом. По виду она мало подходила для графа, но грустить об этом точно не стоило. Когда надевал рубаху, нащупал ошейник — и всё вспомнилось до подробностей.
Он раб. Говорят — раб навечно. Чушь, не бывает такого. Знахарь, у которого они с братом как-то закупали зелья, объяснял — такого не бывает. Все заклятья имеют или условия, или срок. Значит, в бездну князя с его вечным заклятьем…
И кувшин с водой стоял на столе, и лежали лепешки, но поесть ему не дали — конечно, князь ведь ждет. Удалось хлебнуть воды — свежей и холодной.